Варшавские тайны

Но это было еще полбеды. Коллежский асессор из охотника превратился вдруг в добычу. Он ловил Ежи Пехура, а террорист в это же время ловил его самого… Когда Лыков на другой день выходил из Белянского участка, в него выстрелили из проезжающей пролетки. Пуля легко оконтузила голову. Через сутки на сыщика напали, когда он обедал в ресторации. Лыков был настороже и дал «бекам» отпор. Одного положил прямо в зале, а второго, раненого, загнал в подворотню. Где его и захватили городовые… Казалось бы, после такого можно ходить гоголем, но нервы у Лыкова вдруг начали сдавать. Легко ли жить, ежесекундно ожидая пули? А надо нести службу, общаться с людьми, передвигаться по городу. Низкий чин сыщика не давал ему права на охрану. Агенты, встречаясь с ним теперь на улице, торопились свернуть разговор и быстро удалялись, озираясь. Будто прокаженный!

Только верный Иванов не бросил начальника в беде. Выйдя раз на Сенаторскую, коллежский асессор через десять шагов развернулся и схватил какого-то прохожего за плечи. Это оказался Егор, неумело загримированный, с криво приклеенной бородой. Лыков тут же отвез парня на извозчике к нему на квартиру. И заставил побожиться матери на образах, что не будет больше рисковать, прикрывая шефа…

Психоз Лыкова нарастал. Он плохо спал, сделался раздражительным. В каждом прохожем ему мерещился боевик. Раз, перекусывая в огродке,[72] он вдруг с ужасом увидел прямо перед собой Млыну, переодетого под немца, в рыжем парике. Он недобро в упор смотрел на сыщика. Прикидывал, гад, как удобнее его пристрелить. А из угла косились двое подручных Пехура. Лыков осторожно полез за спину, нащупал рукоятку «Веблея», молниеносно вытянул его и одновременно взвел. Млына заметил это и тоже схватился за карман. Кто кого? Увидев дуло револьвера, отчаянный террорист вдруг закричал «Майн готт!» и полез под стол… В огродке поднялась суматоха, люди начали выбегать на улицу, причем первыми смылись «подручные».

Поняв, что обмишурился и напугал мирных обывателей, Алексей поспешил уйти. Вечером он рассказал эту историю Гриневецкому. Тот даже не улыбнулся.

— Алексей Николаевич, езжай-ка до дома! Свое дело ты сделал, а Пехура мы без тебя изловим. Так?

— Приказа еще нет.

— А ты так езжай, без приказа. Пока совсем не свихнулся…

— Не уеду! — упрямо сказал Лыков, хотя ему очень хотелось сбежать из Варшавы. — Получится, будто я боюсь этого Пехура!

— Ну и что? Я тоже его боюсь. И все боятся. Млына шутить не станет.

— Вот вы все и бойтесь, а я не хочу! — грозно заявил Алексей, но в душе его уже поселился липкий, противный и неотвязный страх. Вечером в комнате он попробовал сломать рубль — и не сумел. Дальше ехать некуда…

Но Гриневецкий не унялся. Утром он собрал у себя в кабинете Лыкова, Егора и капитана Бурундукова. И заявил:

— Алексей Николаевич! Я понимаю, что ты подкован и по-летнему, и на шипы. Вся грудь в орденах! Но выдали патент на твой отстрел. Предлагаю всем сейчас поразмыслить, в каком образе станет подбираться к тебе Ежи Пехур. Чтобы знать, кого опасаться.

— Я уже думал об этом, — заявил Бурундуков. — И вот что пришло мне на ум. В Варшаве пруд пруди наших офицеров. Для Алексея Николаевича человек в мундире — свой. Он не станет такого опасаться. На месте этого Млыны я бы переоделся офицером.

— Разумно, — согласился Эрнест Феликсович. — Очень даже разумно. Но еще больше в Варшаве евреев. Каждый третий! Их Лыков тоже не боится и легко подпустит на удар ножа.

— Вы оба полагаете, что Алексей Николаевич подсознательно обращает внимание только на поляков, — вступил в разговор Иванов. — Так?

— Они, пожалуй, правы, — ответил за приятелей Лыков. — Я сейчас порылся в своей башке и соглашусь. Да, я инстинктивно отслеживаю и оцениваю встречных панов. И всегда настороже, когда они проходят мимо. А офицера или еврея могу подпустить.

— Есть и поляки, которые кажутся вам безобидными.

— Это кто же? — удивился сыщик.

— Вспомните-ка. Уж неделя, как в город съезжаются окрестные помещики. Весенние работы закончились, теперь они лезут в Варшаву в больших количествах.

— Ах, эти!

Алексей действительно заметил, что город наводнили новые забавные персонажи. Они передвигались группами. Впереди солидный пан со шляхетскими усами, упитанный, в синей конфедератке и непременно в сапогах. За ним жена и выводок детей. Приезжие ходили из магазина в магазин, делали многочисленные покупки, а также заполонили все гостиницы и кавярни.

— Да, — кивнул Лыков, — такого пана с животом и обвислыми усами я тоже подпущу близко.

— И зонт в его руках выглядит не столь странно, как у офицера или жида.

— При чем тут зонт? — удивились остальные.

— К «легиону смерти» в камеру подсадили наушника. Поля ка. Ребята там неопытные, потому болтают обо всем.

— И что разболтали? — насторожился Лыков.

— Вчера Слон рассказал остальным, как убивали пристава Емельянова.

— Ну-ка, ну-ка! — вскричал Бурундуков. — Это Слон, что ли, зарезал Валерьяна? Я ему хобот узлом завяжу!