Варшавское восстание 1944 г. Движение Сопротивления в Польше 1939-1945 гг. Направления. Программы. Практика. Результаты. Часть 2

Фактом московских переговоров с Миколайчиком о создании Правительства национального единства было то, что проходили они параллельно с заседаниями Военной коллегии Верховного суда СССР, вершившей «процесс шестнадцати» (фактически – «пятнадцати»: один обвиняемый «по состоянию здоровья» прошел по делу осенью 1945 г.). Проведение суда сразу после 9 мая 1945 г. и перед Парадом Победы 24 июня над лицами, представлявшими первых персон другого, чем Временное правительство, но тоже национально-освободительного антигитлеровского течения, было прямым давлением на польско-польские переговоры с Миколайчиком и его сторонниками из Польши и Лондона. Перед Военной коллегией Верховного суда Союза ССР по обвинению в организации диверсий против Красной армии на территории Советского Союза в западных районах Украины, Белоруссии и в Литве стояли руководители военного и политического подполья «лондонского лагеря» – «подпольного государства»: третий командующий АК генерал Окулицкий, в тот момент военный министр правительства, делегат Я. С. Янковский в ранге вице-премьера правительства, три (два) его заместителя в ранге министров – А. Бень, министр юстиции, просвещения и сельского хозяйства, С. Ясюкевич, министр финансов и контроля, и А. Пайдак. Последнего судили отдельно осенью 1945 г. Это он, будучи активным деятелем ВРН, в период Варшавского восстания руководил гражданской администрацией. На скамье подсудимых был К. Пужак, председатель Рады едности народовой, его заместители К. Багинский (СЛ) и А. Звежиньский (СН). Семь членов Рады едности народовой, в том числе Е. Чарновский, который в 1943 г. вел переговоры с представителями ППР и Гвардией людовой, и один сотрудник делегатуры.

Юристы среди подсудимых, в частности А. Бень, на суде признавали, что с точки зрения международного права, действия организаторов и АК в тылу действующий армии подлежат суду. Из подсудимых12 человек признали вину, трое – частично, один не признал инкриминируемое ему хранение радиоприемников и радиопередатчиков, антисоветскую пропаганду и ряд других подобных действий. Но не они и не это было предметом судебного разбирательства. Нужна была изоляция ведущих фигур – Янковского и Окулицкого, может, еще министров, судя по приговорам.

Обвинительное заключение состояло из пяти разделов:1) организация подпольных вооруженных групп в тылу Красной армии;2) создание подпольной военно-политической организации «Неподлеглость»; 3) террористическая, диверсионная и шпионская деятельность подпольных организаций АК и «Не» (передача сведений в Лондон);4) работа нелегальных приемо-передаточных радиостанций в тылу Красной армии;5) планирование и подготовка военного выступления совместно с Германией против СССР.

Окулицкого обвиняли по всем пяти разделам обвинительного акта. Он свою защиту вел сам. Показания стал давать, только получив заверения, что лица, которых он назовет, не будут подвергаться преследованию (однако, насколько можно судить, он называл фамилии уже почивших или находившихся в эмиграции). С самозащитой связано и его пространное письменное «собственноручное показание» на имя Берии. Фактически эссе на тему современного состояния Польши и путей ее «утихомиривания», написанное на польском. Из всех подсудимых только трое не знали русского языка. (Как ни один из членов правительства в Лондоне, так утверждают мемуаристы, не знал английского, но зналикто-то русский, кто-то французский. Однако из записей разговоров Миколайчика с Черчиллем явствует, что некоторые фразы Миколайчик произносил по-английски.)

Окулицкий в своих показаниях не жаловал ни Временное, ни «лондонское» правительство: «Оба правительства не выражают воли польского народа…».

Окулицкий вновь повторил, что военное решение вопроса о власти нереально. Нужны политические пути. «Лесные отряды» и страну необходимо скорее разоружить: оружие ведет к анархии в стране, что недопустимо. Нужно политическое решение проблемы, ибо борьба против СССР является для Польши вредной, нереальной».

Окулицкий признал, что не подчинился приказам о сдаче оружия и дал директиву укрывать оружие и боеприпасы. Он несет ответственность за работу радиостанций, сохранение штабов, создание «Не», за связь с Лондоном, за проведение пропаганды против Красной армии и СССР. Он признал, что террор и диверсии были. Но не он повинен в терроре, диверсиях и руководстве ими. Он отрицал характеристику Варшавского восстания как авантюры чистой воды: «Если с политической точки зрения можно оценить Варшавское восстание как авантюру, то с солдатской точки зрения такая оценка неверна. А я стою перед Верховным судом Красной армии». Окулицкий заявлял, что его деятельность исходила из недоверия к СССР и носила оборонительный характер. Он за дружбу с СССР, но при условии сохранения независимости Польши.