Варвара Асенкова

Щепкину и самому случалось играть в водевилях, в пьесах пустых и ничтожных. Он «пересоздавал», по выражению Белинского, самые несостоятельные роли. Он знал, Что «Горе от ума» и «Ревизор» появляются не каждый день. Может быть, стоило поэтому отнестись к юной артистке, к «товарищу по несчастью», с большей снисходительностью и помочь ей не только критикой, но и советом?.. Щепкин, так любивший давать советы, на этот раз ограничился колким афоризмом.

В апреле Асенкова играла дочь мельника в пушкинской «Русалке» — опять серьезная драматическая роль, и снова Асенкова становится первой исполнительницей роли в шедевре русской классики.

Здесь хотелось бы сделать маленькое отступление. Читатель, наверное, почувствовал, как не повезло Асенковой в истории театра, в памяти поколений, как туманен след, оставленный ею на земле. Тем дороже представляется сегодня каждое упоминание о ней, каждый, пусть незначительный, факт, каждая крупица ее биографии. Именно поэтому хочется привести на этих страницах пометки в «Книге для записей поступивших требований по гардеробу российской, немецкой и балетной труппам» Благодаря этой книге мы по крайней мере можем в точности представить себе, как и во что одевалась артистка в некоторых своих ролях.

Итак, «Русалка» «На тюник — 7 аршин белой кисеи, на обшивку — 5 арш. накладки желтой, на кушак — 1 с четв. арш. галуну желтого» Или «Уголино»- «Асенковой — платье со шлейфом и длинными рукавами. 20 аршин белого атласу.»

Полевой заканчивал драму, точнее, мелодраму «Уголино», сюжет которой заимствовал из «Божественной комедии» Данте. Асенкова играла драматическую роль Вероники, женщины, погибающей от руки Уголино.

Эта пятиактная пьеса в стихах репетировалась всего 12 дней. Премьера «Уголино» состоялась 17 января тридцать восьмого года. Стоял двадцатипяти- ^радусный мороз. К тому же на сцене Большого театра в тот вечер танцевала Тальони. И все-таки Александринский театр был полон. Друзья и поклонники Асенковой приехали, чтобы увидеть ее в новой роли, выказать ей свою любовь. «У нее есть прекрасный драматический талант», — восклицали после спектакля журналисты.

«Давали «Уголино».- писал в те дни один из молодых современников артистки. — Асенкова так мила, что на нее должны собраться смотреть из отдаленных концов Европы. Это какое-то обворожительное полунебесное существо, которое, кажется, на минуту только посетило землю и тотчас упорхнет назад».

Полевой сошелся с семьей Асенковых и время от времени появлялся в их квартире на Невском. Николай Алексеевич, не вполне, может быть, отдавая себе отчет в этом, влюблялся в Вареньку. Как человек семейный и уже немолодой — ему шел пятый десяток — он мог выразить свое нежное отношение к Асенковой лишь одним: писать специально для нее пьесы и роли. И Полевой задумывал новые пьесы, в которых предстояло играть и блистать Варваре Николаевне.

В начале лета к Полевому приехал из Москвы брат Ксенофонт Полевой — критик, переводчик, мемуарист, издатель, оставивший интересные записки о своем старшем брате. Показывая гостю «достопамятности» Петербурга, Николай Полевой свез его в мастерскую Карла Брюллова, показал недавно отделанную церковь Смольного монастыря и познакомил с Асенковыми. Варенька приняла гостей, как всегда, радостно, приветливо, угостила своими любимыми сладостями, гости веселились, смеялись, и никто не заметил, что хозяйка дома чувствует себя плохо, что она с трудом держится на ногах.

К ней подкрадывалась болезнь. Варенька кашляла, куталась в теплый платок. Ее знобило по вечерам. Но именно по вечерам надо было одеваться и ехать в театр. И собирать все силы, чтобы на несколько часов воспламенить, зажечь тысячную толпу своим огнем, живым чувством, острым состраданием.

Значительные пьесы, как всегда, перемежались пустячками. Но и они требовали напряжения духовных и физических сил.

Той весной царская фамилия пришла в восторг от водевиля П. Каратыгина «Ложа первого яруса на последний дебют Тальони», в котором, разумеется, была занята и Асенкова. Поэтому водевиль Каратыгина, высмеивающий преклонение многих светских ценителей искусства перед всем иностранным (но, строго говоря, — пустячок, как говорил о нем и сам его автор), шел часто. 7 июня его назначили к представлению в Петергофе, летней резиденции Николая I.

Днем, когда актеры обедали в Монплезире, у центрального подъезда неожиданно остановился кабриолет В нем сидели император и его царствующая супруга. Они приказали вызвать Асенкову Та выбежала в парк. Император познакомил Асенкову с императрицей, и оба сказали актрисе несколько любезных, ничего не значащих слов. Николай смотрел на молодую женщину тяжелым взглядом. Кабриолет тронулся и покатил прочь.

Асенкова вернулась к столу Актеры провозгласили тост за императора. Асенкова тоже подняла бокал. Но на прекрасном лице ее пробежала тень.