– Что это? – осторожно поинтересовалась я, боясь обидеть старую ведьму.
Она фыркнула, но улыбнулась.
– Да ямайский перец. Отварчик. Не такой крепкий, как настойка с корней, но тебе в самый раз. Чтоб действовал, нужны особые умения. Пей, говорю.
– А у меня рога не вырастут? – с сомнением поинтересовалась я. – Или хвост.
– Рога и хвосты, это у других, – усмехнулась старуха так, что кончик носа загнулся сильней.
Делать не чего. Я зажмурилась и отхлебнула из чашки. Ожидала какой-нибудь горькой дряни, но отвар оказался пряным, то ли мятным, то ли жгучим. С легким запахом валерианы и вполне терпимым.
По телу сразу растеклось тепло, голова очистилась, на душе полегчало, а все неурядицы показались пустыми и бестолковыми. Даже беготня по Преддвериям Ада и Рая теперь выглядят, как прогулка по парку в летний день.
Откинувшись на спинку стула, я вздохнула и поправила уголок простыни. Настырная тряпка все норовит свалиться и оставить меня перед старой ведьмой в дорогом, но все же, белье.
Голове стало жарко, но шляпу не сняла. Только сдвинула назад. Та, будто недовольная, что ее сместили с насиженного места, еще плотнее прижала волосы.
Ведьма внимательно наблюдала, как я вожусь с почти привычными аксессуарами. Когда я принялась обмахиваться ладонью, потому, что стало вдруг ужасно жарко, она прищурила левый глаз и спросила:
– А охранители твои где?
Я отерла пот со лба. На тыльной стороне ладони остались крупные капли.
– Сильный ваш ямайский перец, – проговорила я отдуваясь и быстро глянула на ватрушки. – А охранители у меня есть. Но они почему-то не слышат, когда надо.
– Гм, – нахмурилась старуха, снова покосившись мне за спину. – Странно. Все очень странно. Ты ешь давай, милыя. Ватрушки без перца. Самые обычные. С творогом.
Все мое существо только и ждало разрешения. Притупившимся умом успела подумать, что не ела с момента, как покинула квартиру.
В животе голодно заурчало, потом поймала себя на том, что запихиваю сразу две ватрушки в рот. Я видела довольный взгляд старой ведьмы. Где-то глубоко внутри шевелилось смущение за полное бескультурье, но остановиться не могла, чувствуя, как во рту тает нежнейший творог и хрустит на зубах поджаренная корочка.
Когда в желудке приятно потяжелело, я вытерла губы от крошек и подняла виноватый взгляд на старуху. Та, похоже, ничуть не смутилась моему чревоугодному порыву. Улыбается на удивление здоровыми зубами и хитро щурится.
– А вот скажи, милыя, – заговорила ведьма вкрадчиво. – Асмодей еще охраняет молоденьких?
Я кивнула и ответила:
– Да. Этот рогатый должен меня охранять. Только пропал. Самое время с собаками разыскивать.
Взгляд старой ведьмы стал мечтательным, она вздохнула и подперла подбородок кулаком. В это же время чайник поднялся в воздух, из носика, словно из трубы паровоза, вылетело белое облачко.
За ним в рядок выстроились чашки и блюдца. Чайник снова пыхнул паром, и вся процессия, под предводительством пузатого капитана, улетела в сторону очага.
Я проследила за тем, как посуда самостоятельно обмакнулась в небольшое ведерко с водой и повисла на крючках у этажерки. Чайник деловито опустился на камни рядом с котлом. Когда поленья затрещали, огонь разгорелся ярче, быстро высушив посуду.
– Ох, – выдохнула ведьма, глядя в потолок. – Были деньки моей молодости. Как сманивал проказник рогатый, как сманивал… Хорош, шельмец. Хорош.
Я вытаращила глаза на старуху.
– Вы темная?!
Губы ведьмы расползлись в жуткой ухмылке, нос, показалось, стал длинней. Она смахнула с плеча седую прядь и произнесла усмехнувшись:
– Нет, милыя. Не темная.
– Значит, светлая? – спросила я, облегченно выдыхая.
Она покачала головой.
– Опять не угадала. – произнесла она, улыбаясь еще шире. – Не светлая.
Я недоуменно вытаращилась на старуху, а в дальнем углу избы скрипнула постель. Дед перевернулся на правый бок, и теперь лежит лицом к нам. Он открыл глаза, физиономия недовольно скривилась.
Дед фыркнул и произнес раздраженно:
– Опять про демона своего прелюбодейского вспоминаешь? Не дури девке голову. Пущай за муж идет, детей рожает. А не ерундой этой вашей ведьмовской страдает.
Старуха обернулась, уперевшись ладонью в столешницу. Лица не видно, но почему-то уверенна – оно куда страшнее, чем секунду назад.
Ведьминские пальцы забарабанили какую-то мелодию, волосы всклочились и приподнялись, как юбка-солнце в вагоне метро, которая раздулась во время движения.
– Ты чегой-то, старый, разбухтелса? – спросила она строго. – Чем демон тебе не угодил, знаешь?
– Знаю-знаю, – пробурчал дед и закрыл глаза, складывая руки крест– накрест.
Но ведьму это не успокоило. Она сжала пальцы, ногти оставили неглубокие борозды в доске.
– А я тебе скажу, старый хрыч, в чем дело, – устрашающе произнесла старуха. – На него хочешь быть похож, да рожей не вышел. Будь благодарен, что вообще в ишака тебе не обратила. А будешь брюзжать, рот зашью, как двадцать лет назад на свадьбе дочки старосты. Тогда с тобой тоже помутнение приключилось. Помнишь?