Мертвец остановился слева от меня, как конвойный. Боковым зрением вижу покачивание прозрачного тела над полом, но повернуться не решаюсь.
Старуха прищурила левый глаз и постучала пальцем по столешнице.
– И чегой-то ты, милыя, в простынь облачаться вздумала? – спросила она, наконец.
Я неловко пожала плечами и ответила:
– Да там такая история вышла.
– Какая?
И я, сама не понимая почему, выложила все, что произошло за последние полторы суток. Про аварию, про демонов и ангелов, про параллельные миры и их жутких тварей. Я говорила и говорила. Бесконечный поток слов лился из меня до тех пор, пока не дошла до последнего момента. Словно, мне очень хотелось выговориться кому-то, кто не покрутит пальцем у виска, не начнет тащить на свою сторону и не станет доставать нравоучениями.
Когда закончила, старуха на некоторое время задумалась. Лицо приобрело отрешенный вид, даже морщины разгладились, стараясь своим присутствием не мешать думать.
Она сидела, как восковая статуя. На какой-то момент даже решила, что она уснула или окаменела. Но как только попыталась тронуть за плечо, та подняла на меня зеленые глаза и произнесла:
– Негоже трогать ведьму, коли она в раздумьях.
– Извините, – сконфужено сказала я.
Почему-то в присутствии этой престарелой женщины, почувствовала себя не просто недоведьмой, а вообще дитем сопливым.
Она все сидела, таращась в пол. Я тоже стала на него поглядывать, надеясь увидеть что-нибудь полезное. Но там только щербатые доски с кружочками от сучков и хлебные крошки.
– Зачится так, милыя, – заговорила наконец ведьма, взглянув на меня, от чего по спине снова пробежал озноб. – Не знаю, чего тебе наговорили, но сейчас ты на перепутье. Крепком таком перепутье, это и курице понятно. Деревенька эта не простая. Я ведьма этого села.
– Как оно называется хоть? – спросила я быстро и тут же прикусила язык.
Старуха строго зыркнула на меня и произнесла:
– Не перебивай, когда старшие говорят. Так вот. В сей деревне ведьм не любят, но со мной считаются, потому как я сторожу их.
– От кого? – вырвалось у меня.
Думала, ведьма сейчас снова отчитает меня, но та лишь хмыкнула и произнесла:
– От всякого. Чтоб люди не ходили в мир усопших, когда вздумается. И те чтоб не лезли толпами. Ну и всякое другое. Жители меня боятся, но чтут. А ты, ежели покажешься в таком виде на улице… Бежать придется.
Я представила, как буду нестись по грунтовой дороге, в колпаке, замотанная в белую простынь, запутываться в ней, падать. А местные догонять…
Я нервно сглотнула и спросила:
– Что же делать?
– Что, что, – буркнула ведьма. – Что-то делать надо. Ты скажи, зачем мертвеца с собой таскаешь?
Оглянувшись на Германа, увидела, как он дикими глазами смотрит на старуху. Даже всегда аккуратно уложенные волосы дыбом торчат. Снова стало его жаль.
– Я его из Лимба вытащила, – ответила я.
– На кой леший? – спросила старуха и посмотрела мне за спину, словно там еще кто-то стоит.
Я нервно покосилась назад, но обнаружила лишь пустую комнату.
– Потому, что по моему совету он пошел на кладбище, а оттуда попал в Лимб, – призналась я. – В том ущелье совсем жутко было. Не могла я его оставить среди «боулингов».
– Кого? – не поняла ведьма.
Помычав, как бывает, когда пытаешься подобрать нужное слово, я скала:
– Ну шары такие с зубами. Страшные, как поношенные носки.
Лицо ведьмы просветлело, если это вообще применимо к такому мрачному лицу. Она коснулась лба, словно до чего-то додумалась, и воскликнула:
– А! Поняла. Лимб, дидятко, специально сделан для тех, кому нет места ни во тьме, ни на свету. Славно… славно… Коли вытянула мертвеца из Лимба… Славно. Хе-хе.
Щелкнув пальцами, старуха что-то пробурчала под нос. Позади звякнуло, через пару секунд слева выплыли две чашки с блюдцами и пузатый чайник в витиеватых узорах.
Пока я удивленно глазела на летающую посуду, сверху опустилась корзинка с ватрушками. Такими настоящими ватрушками, какие делала моя бабушка – пышные, с надутым кружочком творога в середине и поджаренным тестом.
Тут же откуда-то взялась чисто выстиранная марля, накрыла мне чашку. Чайник аккуратно вылил темное содержимое, затем проделал то же самое со второй и с глухим стуком опустился на середину стола. Марля с двойной порцией жмыха унеслась в сторону очага. Послышалось тихое шипение.
Я с сомнением покосилась на темную жидкость. Старуха крякнула и жестом показала, мол, не бойся, пей. Пришлось взять чашку, но сделать глоток побоялась.
Ведьма покачала головой, схватила свою посудину и залпом осушила. Зеленые глаза бодро сверкнули, плечи передернулись.
– Ух! – выдохнула она. – Хорошо-то как. Ты пей, пей милыя. Тебе полезно. После такого странствия надобно силы восстановить.
Я бросила короткий взгляд на Германа, который отплыл к окошку и таращится куда-то в темноту. Я почувствовала облегчение потому, что он не вздыхает томно над душой, и не причитает, как повивальная бабка.
Герман оглянулся и видимо хотел что-то сказать, но я быстро покачала головой, мол, некогда сейчас отвлекаться на глупости. Призрак натужно выдохнул и снова отвернулся к окну.