Слева внизу все так же рокочет, но к моему счастью, расщелина впереди заканчивается крутой насыпью, и кровожадным шарам при всем желании не забраться.
Янтарная капля кувыркается по камням под самыми ногами, боюсь наступить. Но она, видимо, чувствует приближение ботинка и успевает увернуться в последний момент.
Призрак покашлял, я перестала таращиться в расщелину и спросила:
– Что?
– Как что? – удивился Герман. – Как я изменился? Как я выгляжу?
Он даже за воротник схватился, мол, оцени. Я проговорила, чуть улыбнувшись:
– Как сердцеед конца девятнадцатого века.
– Серьезно? – еще больше изумился призрак, округлив глаза.
Я кивнула.
– Абсолютно. Наверное, это какой-то посмертный эффект. Моя подруга Наташа однажды рассказывала, что умершие принимают свою самую лучшею форму.
– Эта Наташа какая-то ясновидящая? – поинтересовался мертвец с сомнением оглядывая лацкан.
Я покосилась на Германа, который теперь на Федоровича не тянет, и усмехнулась.
– Наташа? Из нее ясновидящая, как из меня хорошая жена. Для справки, муж от меня ушел. Точнее, сбежал.
Призрак сразу как-то сжался. Лунный свет странно высветил его лицо, и он стал немного напоминать Харона. Лодочника из-за капюшона разглядеть не удавалось, но рожа у него должна быть мертвецки худая и бледная.
Он произнес:
– Сожалею.
– Не стоит, – отмахнулась я, но в душе порадовалась участию.
О бывшем муже старалась не думать, но убрать его фотографии с видных мест рука не поднималась. Наташа настаивала, чтобы выбросила в окно с пятнадцатого этажа, я кивала, но портрет в рамке все еще на журнальном столике.
– Не стоит, – повторила я механически. – Он подлец и трус. Но кое-что из этого брака усвоила. Не стоит доверять таким, как он. Да и вообще, мужчинам.
– Я бы попросил, – возмутился призрак.
– А что, – отозвалась я, – хочешь сказать, не побежишь за первой юбкой, из-под которой торчат ноги от ушей, а впереди перевешивает пятый размер?
Герман вскинул подбородок и сказал оскорбленно:
– Не все мужчины таковы. Я всю жизнь был верен жене.
– Правда?
– Чистейшая, – горячо заверил он. – Хотя…
Я покривилась и фыркнула.
– Значит, все же есть «хотя»?
– Не совсем, – проговорил призрак. – Я хотел сказать, что если бы не был таким мягкотелым, развелся бы лет десять назад. Проблема в том, что мне мешали принципы. А сейчас не уверен, что они вообще нужны.
– Что и требовалось доказать, – заключила я.
Герман пару минут помолчал, потом добавил:
– Нет. Вы не правы.
Я пожала плечами, не желая спорить с мертвецом. Он заглянул мне в лицо, видимо, ожидая продолжения разговора, но я отвернулась и сделала вид, что разглядываю черный горизонт.
Шли долго. Крутая насыпь осталась далеко позади, а с ней зубастые шары для боулинга, тропа превратилась во вполне сносную дорогу и неспешно петляет по изгибам хребта.
Примерно через километр снова запели сверчки. Переливистые трели доносятся с обеих сторон, будто переговариваются, и я немного расслабилась.
Еще спустя минут пятнадцать каменная крошка сменилась землей, воздух стал суше, хотя, по-моему, этот мир на половину соткан из тумана.
Когда ноги стали ныть от усталости, вдалеке заметила небольшой дом. Из трубы кольца дыма, окна светятся желтым, а вокруг высокая поросль кустарников. Даже отсюда видно, как все запущено. И над этим всем торжественно сияет Луна.
– Смотри, – проговорила я и указала на дом. – Если верить янтарному шару, нам именно туда.
Призрак прищурился, словно без очков не видит, и произнес:
– В последнее время я что-то не очень доверяю шарам.
Янтарная капля подскочила на кочке и возмущенно заиграла волнами, из глянцевых боков выступила желтоватая смола.
– Спокойно, – быстро сказала я. – Герман не хотел тебя обидеть.
Шарик снова моргнул, а призрак добавил:
– Верно. Обижать не хотел. Но только что за нами гнались зубастые шары…
– Только разборок между жителями Лимба не хватало, – бросила я, подхватив подол, и ускорила шаг.
Домик постепенно вырастал. При ближнем рассмотрении он кажется больше и страшней. Обветшалые ставни издалека выглядят, как веки старика, по краям торчат две неприметные башенки, на одной из которых вертит головой филин.
Завидев нас, филин вывернул шею на сто восемьдесят градусов и сверкнул желтыми, как фонари, глазами. Кисточки на ушах колыхнулись и застыли, напоминая рога.
Из огромной бочки у самого порога точат изогнутые ветки с шипами. В лунном свете они кажутся живыми, словно сейчас зашевелятся и потянут к нам колючие щупальца.
– Осторожнее, – предупредил Герман. – Вы все-таки живая.
– И мне очень нравится такой быть, – согласилась я.
Осторожно подошла еще немного и, присмотревшись, заметила на двери здоровенную ручку в виде головы то ли горгульи, то ли дракона.
– Постарался строитель, – произнесла я и кивнула на дверь.
Мертвец немного отстал и теперь поспешно догоняет. Когда поравнялся со мной и шариком, на лице отразилась такая мука, будто не перелетал с кочки на кочку, а тащил вагон с углем.
– Жутковатое место, – сказал он, делая вид, что отдувает прядь со лба, хотя стрижку короткая.
– Может и так, – согласилась я, – но янтарный шар указывает сюда.