Пелагея, оглянувшись на неутихающую ссору, осторожно посадила Никиту рядом с мечом и яблоками. Никита ничего не понимал. От запахов кружилась голова, крики Марьи не давали сосредоточиться. Со звоном упал кубок на мраморный пол, капли вина вперемешку с осколками заблестели в преображённом витражами утреннем свете.
Никита отвлёкся и не заметил, как…
— Здесь уже шрам, — пошептала Пелагея. — Значит, сердце чуть в сторону…
Тук-тук.
…в её руке блеснул тонкий кинжал.
— Стой! — закричал царь Иван, вскакивая из-за стола.
Тук…
Никиту вдруг свернуло, развернуло, вывернуло, стены и потолок набросились на него, сдавили грудную клетку и резко отпустили. Его ослепило непривычными цветами — всё стало ярче, синее, лазурнее, и от контраста красный впился в глаза резкой болью. Юноша сгрёб руками меч и яблоки вместе с окровавленным ковром и с первым выдохом выплюнул камень.
Последним, что он увидел, прежде чем мир скользнул, была разъярённая синяя морда с вытянутыми четырьмя руками. На Пелагею летел шар синего огня. Никиту обдало жаром, и тут же он рухнул в траву и грибы, задыхаясь и яростно моргая обожжёнными ресницами.
В ушах так и стоял последний крик Пелагеи. Нет… Это был уже другой крик.
Пока Любава занималась делами, ей сделалось легче. Вихря она оплакала, свила в его честь венок — простой, из изумрудной травы, и пустила по молочной реке. Когда-нибудь он вернётся, может быть, преображённый чарами, а может быть, потрёпанный течением и покусанный любопытными козами. Река замыкалась сама в себе, так учил Кощей, но она не понимала. Это было не её призвание, и она радовалась, когда закончился первый год в Междумирье-Межречье, и чародей стал учить её тому, чем и должна заниматься первая сестра.
Тяжесть в груди помаленьку возвращалась, беспокойство начало одолевать. Как там Варвара с Никитой?.. Надо бы спешить, но Любава привела и себя в порядок. Искупалась в холодной реке, вылила на себя заготовленный впрок ароматный травяной отвар. Надела свежее платье, самое простое, завязала на талии пояс с воронятами. Заплела две тугие косы, надела изумрудный платок и вышла в свой маленький сад камней, где среди мелких поганочек лежало всего три камня. Один — к Аннушке, другой — на холм, откуда родной дом видно, третий — в чудесный сад на другом конце света, где в клетках живут удивительные звери. Все три ей Кощей подарил.
Аннушка обрадовалась — давно не виделись! Она сразу бросилась готовить чай — конечно, с мёдом и вчерашним пирогом. За чаем все травки обсудили, все ягодки, а о самом главном как будто сговорились молчать — словно сглазить боялись.
— Ещё чаю? Нет? А пойдём-ка на улицу! Я тебе свой огород покажу! — слишком радостно воскликнула Аннушка, а Любава слишком широко улыбнулась в ответ.
И как раз когда они склонились на одним чахлым кустиком, который всегда плохо переносил зиму, но к лету выпускал листочки, сзади что-то с грохотом упало. Аннушка повернулась и завизжала — в траве и грибах валялся взлохмаченный сероволосый мальчишка в тлеющих лохмотьях, вооружённый мечом и кровавым флагом.
— Никита! — ахнула Любава, и тогда Аннушка перестала кричать.
Никита схватился за виски и застонал. Ковёр выпал из рук, из него выкатились три яблока.
— Твои волосы, — прошептала Любава, а потом сообразила: — Кощей…
— Где Варвара?! — закричала Аннушка, подбежала к Никите и начала трясти его за плечи.
Никита отпихнул женщину, отдышался, потёр глаза и лицо. На ладонях остался пепел, и юноша погнал от себя мысли о младшей дочери царя Ивана Приморского. Не сейчас, только не сбиться… Он пооткрывал-позакрывал рот, пошевелил челюстью и хрипло сказал:
— Кощей мёртв. Варвара в лагере. Надо за ней сходить, пока не поздно. Что с волосами?
— На тебе одежда тлеет, — сообщила Любава.
— Дайте воды, — прохрипел Никита.
— Я иду в Приморье, — сказала Аннушка. — Займись им, Любава. Сколько он в волчьей шкуре проходил?
— Несколько недель, — ответила девушка.
— Вас куда попало выкинет, — сказал Никита. — Там везде войска. Она там, где Ярослава больных лечит. Спросите.
Когда Аннушка взяла в руку камушек и исчезла, Любава бросилась к Никите и обняла его.
— Воды, — прохрипел Никита, но не оттолкнул, а только больше прижался к девушке.
Варвара не спала всю ночь — лечила своим любимым простым заклинанием раны. Научила одну из девочек — у той был дар, но пока получалось залечивать только ожоги и царапины. Ярослава наругала обоих, что толку от такого лечения нет, время зря потратили. Пришёл Тимофей Миронович и молча забрал тех, кто после лечения мог стоять на ногах. Оказалось, он тут был воеводой. «Конечно, кого ещё будет учить Кощей? Не простого же солдата!» — думала Варя отстранённо, как будто сама никогда не встречала никакого Кощея. Так, слышала только. Воевода обещал прийти через час за следующими подлеченными солдатами. Варвара надеялась, что они вернутся — хромые, раненые, истекающие кровью, но вернутся. Потому что мёртвых она воскрешать не умела.
Времени больше не было. Только боль и смерть. Были раны, ожоги, стоны и крики, запах костра. Руки покрыла, как в том сне, кровь.