Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна

Византийское видение проблемы варваров непосредственным образом продолжает линию греческой античности. Лишь формула, описывающая совокупность всех народов ойкумены, которая ранее звучала как «эллины и варвары», теперь охватывала «римлян и варваров». Считалось, что варвар по определению не способен к порядку, культуре, честным нравам; если он принимал христианство, его именовали более почтительно — чужеземец, но едва ли думали о нем иначе. В этих условиях немногие авторы утруждались исследованием точных наименований народов, с которыми Империя имела дело на своих границах. Следовательно, в Византии обычай облекать варваров именами античного происхождения был распространен по крайней мере так же, как на Западе. Так, болгар называли скифами, мирмидонами, мисийцами, паннонцами, пайонами; тюрок — саками, массагетами, ахеменидами, скифами, персами и т. д. В какой мере эти названия привнесены литературными штампами, которые могли затуманить зрение средневековых историков?

Тем не менее отношения Византии с варварами уже отличались от тех, которые существовали между Римом периода Империи и его врагами. Обычай присваивать правителям почетные прозвища в память их побед над варварами исчез после Юстиниана, который именовался, без всякой системы, Аламанником, Франциком, Германиком — что, с археологической точки зрения, является чистой бессмыслицей — а также Алаником, Вандаликом, Африканом, что лучше соотносилось с реалиями того времени. Византийский император определяет себя, скорее, через свои отношения с Богом и Церковью, чем через военные триумфов. В своем стремлении к поддержанию относительного мира на границах Империи с народами, не имеющими государственной власти, он больше полагается на политику продуманного распределения субсидий и титулов, чем на военные операции. Самым неизменным методом византийской дипломатии было использовать одних варваров против других, создав для опасного соседа врагов, которые бы атаковали его с тыла, избавляя Византию от затруднений, связанных с прямой войной. У этого метода была своя опасная сторона: не один раз на волне своего натиска новоприбывшие народы вытесняли уже образумившихся соседей и начинали опустошать византийские земли. Но в целом он был действенным. Можно обнаружить любопытные аналогии между этой политикой и тем, как традиционно относилась к варварам Китайская Империя. Некоторые авторы (особенно Р. С. Лопес) настойчиво подчеркивают сходство методов контроля за контактами, осуществлявшимся на границах этих двух империй: в обоих случаях одной из основополагающих идей всей внешней политики кажется представление о фундаментальном, неисправимом неравенстве между императором, византийским или китайским, и царьками внешних государств.

Восточно-римский мир