Варварские свадьбы

— Ничего не могу поделать с этой привычкой. Как только проснусь, должна причесаться. Так ты понял? Вату в банку, поджигаешь и хорошо прижимаешь. Но не очень сильно. Попробуй–ка сначала на себе, мне так будет спокойнее.

Он поджег клочок ваты внутри банки и сильно прижал ее к своему бедру. Покрасневшая кожа сразу образовала оранжевую выпуклость под почерневшей ватой.

— А теперь надави пальцем под банкой… так…

Раздался короткий сосущий звук.

— Хорошо. Теперь отвернись и закрой глаза. Я скажу тебе, когда можно открыть.

Он улавливал шорохи ткани, слышал, как поскрипывает кровать.

— Готово. — сказала Николь через некоторое время.

Она лежала на животе, накрывшись одеялом до талии, руки ее были плотно прижаты к телу, а лицо зарылось в подушку. Ночная рубашка, свернутая в комок, лежала рядом. Людо смотрел на обнаженную спину, на копну золотистых волос между лопатками, казавшуюся столь беззащитной. Это зрелище завораживало его, он дрожал и первый клочок ваты зажег так неловко, что обжег себе пальцы.

— Не получается?.. — послышался приглушенный голос. — Если не получается, немедленно прекращай.

Он приложил первую банку и увидел, как кожа стала вздуваться и меняться в цвете, будто варилась на невидимом огне.

Вскоре он поставил все десять банок, раздвигая белокурые пряди, чтобы добраться до участка под затылком; он испытывал гордость победы при виде этой хорошо выполненной работы, дававшей ему временную власть над Николь.

— Ну вот, теперь уже лучше… — вздохнула она. — Накрой полотенцем и посиди десять минут, а потом снимешь… Горячо, конечно, но приносит облегчение.

Легкий храп свидетельствовал о том, что она уснула. Людо вышел за полотенцем и возвратился на цыпочках полюбоваться своей работой — десять присосавшихся, как улитки, банок, десять заключенных в них комочков ваты, десять кругов побагровевшей кожи, а вокруг — золотистая, столь чувствительная к холоду кожа, вздымавшаяся от ровного дыхания.

Склонившись над кроватью, с пересохшим горлом, он тихонько протянул руку, чтобы дотронуться, коснуться хотя бы раз своей уснувшей матери. Он уже чувствовал, как тепло обнаженного тела поднимается к его пальцам, но в этот момент Николь проснулась.

— Что это ты там делаешь?.. Я вся замерзла. Впрочем, пожалуй, уже хватит, снимай–ка их.

После того как банки были убраны, спина стала напоминать витрину мясной лавки.

— Давай, отвернись и закрой глаза.

Он отвернулся, но глаза его остались открытыми, и он с бьющимся сердцем напряженно всматривался в рисунок на обоях.

— Готово, теперь отнеси банки… Тебе везет, у тебя никогда не бывает насморка.

Она снова надела ночную рубашку. Людо заметил, что верхняя пуговица не застегнута.

— У меня так насморк от любого сквозняка. Когда я была маленькой. то постоянно болела бронхитом. Доктор ничего не мог понять. Потом мне стали ставить горчичники, но они жгли кожу, и я их не любила. И ингаляции тоже не любила. Я задыхалась под салфеткой. Мне тогда было девять лет… или десять… Тебе–то сколько сейчас?

— Мне? Пять лет.

— Да нет же, дурачок, тебе не пять лет. Тебе уже восемь. Восемь лет!.. Надо же. восемь лет назад…

Голос ее как бы надломился и затих.

… Ну и жара была тем летом! Невозможно было идти по дороге, асфальт прилипал к подошвам. Восемь лет!.. Мы купались по десять раз на день, но все равно было так же жарко. Я ходила на пляж с Мари–Жо. Она теперь, кажется, торгует на аукционе… Ветра не было целыми месяцами, ни малейшего дуновения, мы ждали грозы как избавления, ели мороженое в кафе «Ле Шеналь»… Посмотри–ка на меня…

Но когда Людо поднял голову, пытаясь поймать взгляд матери, она вдруг рухнула на подушки, лицо ее побледнело, ноздри вздрагивали; между обескровленными губами были видны плотно сжатые зубы.

— Уходи, — произнесла она чуть слышно.

IV

Зима ввергла Бюиссоне в оцепенение. Первоначальная неразбериха уступила место монотонности семейного бытия с его постепенно укоренявшимися привычками. Николь, принявшаяся было хозяйничать, несколько раз сожгла жаркое, по невнимательности испекла суфле из штукатурки, забыла на газовой плите выварку, так что та расплавилась, кроме того, она едва справлялась с мытьем посуды — и в конце концов переложила все эти заботы на Людо. Проблема с продуктами была решена с помощью огромного холодильника, который она купила, даже не посоветовавшись с Мишо. Тот удивлялся, постоянно видя своего пасынка за работой.

— Надо же его чем–то занять, — отвечала она. — Когда он занят, то хотя бы не кричит.