Варвары. Полицейский роман

Не мог привыкнуть к их таким же пошлым песням, к подпевающим им их коллегам – конвоирам-женщинам, к тому, что они самым бесстыдным образом присваивают и поедают чужие продукты, закусывая ими принесенную с собой водку, причем покупая ее на деньги тех, кто сидит в этих сырых норах. Спросите, откуда деньги? За один короткий звонок на волю, например. За пачку чая. Сигареты. И чихали они на все существующие инструкции. За деньги можно было все. Не только водку, но и свидание одичавших бродяг с очередной проституткой, которые находились в соседних камерах и которые с радостью отдавались изголодавшимся по женщине ворам и мужикам.

Не мог привыкнуть к носкам, которые, как казалось ему, однажды прилепили к трубе, так они там и остались висеть навсегда. Эта единственная труба отопления проходила у стены вдоль нар, причем чуть выше голов задержанных, которые вынуждены целыми сутками только лежать либо сидеть на этих нарах общего пользования. Разминались, приседая и вытягивая при этом руки в стороны по очереди, так как вдвоем уже не могли этого сделать. А поскольку большую часть свободного времени приходилось коротать, лежа на нарах, эти носки, источающие специфический запах пота и грязи, постоянно находились перед лицом.

Здесь не ощущались ни день, ни вечер, ни ночь. Владимир не мог привыкнуть и к единственной тусклой лампочке над дверью под самым потолком, круглые сутки освещавшей серые стены, такой же серый потолок и сырую камеру.

***

Но хуже того, к чему уж совсем не мог привыкнуть и на что не мог не обращать внимания Владимир, так это круглые сутки монотонно жужжащий вентилятор над так называемым стоячим унитазом, который одни называли – очко, другие – параша, третьи – толчок. Этот вентилятор не раз пробовали отключить. Но не проходило и часа, как дышать в камере становилось невозможно. Даже глаза слезились от едкого уксуснокислого запаха, исходящего из него. Тогда неимоверными усилиями двое сокамерников, один, стараясь не дышать и поддерживая другого, который, подключая вентилятор, также старался не дышать, подсоединяли ранее отсоединенный ими же провод. Потому и жужжал противно круглые сутки этот вентилятор, причем меняя свою тональность от волчьего воя до скрипа старой несмазанной телеги и в том же порядке обратно.

Камера была три на три, не более метров, причем две трети ее площади занимали нары, на которых, как говорилось выше, в силу отсутствия свободного пространства, круглые сутки лежали арестованные. Можно встать только по нужде, умыться либо, приседая, размять мышцы. Справа от двери, рядом с примитивным стоячим унитазом находился ржавый умывальник с одним краном. Для холодной воды. Горячая вода здесь не предусмотрена теми же правилами, установленными большим начальником. Непомерным усилием воли Владимир заставлял себя ничему не удивляться, смириться с тем, что есть на сегодня. Жить тем, что этот кошмар рано или поздно кончится.

***

Владимиру не приносило особой радости осуществлять утренний моцион, ожидая, когда его закончит очередной сокамерник. Раковина умывальника, видимо, когда-то была эмалированной. Об этом можно было только догадываться по ее остаткам, сохранившимся где-то там, снизу, и, если немного присесть, это можно было увидеть. Когда-то она имела даже какой-то свой, собственный цвет. Но теперь этот цвет так же определить было невозможно. Может, она была белой, может, бежевой, а может, и зелено-сине-голубой. Ее уникальность дополнялась не только единственным краном для холодной воды, но и своей особой колоритностью. Рядом, как уже говорилось, находился выпуска тех же пятидесятых годов стоячий унитаз. Причем этот унитаз не имел какого-либо приспособления для слива воды и смывания того, для чего он изначально предназначен. Здесь все было предусмотрено. Видимо, тем же высоким начальником. Зачем какой-то клапан либо рычаг для слива воды? А вдруг его сломают? Полная автоматика. Через каждые двадцать минут вода не просто сливалась, а с оглушительным ревом, словно водопад, врывалась вдруг в это пространство. И уже, наполнив его до краев, медленно, без этого ужасного рева, но с не менее противным бульканьем, вопреки законам физики, выталкивала из недр унитаза то, что не предназначалось для всеобщего обозрения, и вновь уходила туда, куда и положено, но уже согласно тем же законам физики. И не исключено, что в соответствии с теми же приказами и распоряжениями высокого начальника.

Даже вновь прибывшие очень скоро понимали, когда можно оправить свои естественные надобности, а когда следует, подпрыгивая и крутясь на месте, подождать, дабы правильно угадать тот момент, когда произойдет новый сброс воды. Не угадаешь – проблемы не только для того, кто провинился, пострадают и другие, которые к этому делу не имели никакого отношения, но вынуждены не только видеть, слышать, но и дышать этим.