Путаясь в своих собственных показаниях, Николай Николаевич отвечал только междометиями и коротким мычаньем. Понимая, что не случайно вдруг исчез Кривой, Николай Николаевич думал только об одном: что будет с ним, когда узнают об этом золоте цыгане? И лишь от одной этой мысли его бросало в жар. Временами, наоборот, становилось очень холодно.
Николай Николаевич не мог знать того, что Владимир, находясь в изоляции, не случайно имел встречу с Константином. В тот же день Константин побывал у Сашки, чьи специалисты к тому времени сумели просмотреть компакт-диски и, просмотрев их, даже подготовили своеобразный отчет. Передавая Константину диски вместе с этим отчетом, Сашка в устной форме сообщил, что за эти бумаги заинтересованные лица много бы отдали. Смотря к кому они попадут. Здесь не только четко отражены схемы отмывания денег, причем не в малых суммах, но и полная информация о тех, кто к этому имеет непосредственное отношение.
Не мог знать Николай Николаевич и того, что все это в тот же день, уже ближе к вечеру, находилось на столе одного из руководителей Федерального управления по налоговым преступлениям. И в тот же вечер в одном из кабинетов сидел тот самый Петр Павлович, который не просто написал заявление, но давал уже и соответствующие показания, названия которым – чистосердечные признания. Через несколько часов тот самый Петр Павлович будет отпущен, но с напоминанием, что с этого момента его передвижения ограничены. Потому что пока… он проходит свидетелем. Но это пока.
Не мог знать Николай Николаевич, что одним из первых документов, приобщенных к материалам уже его уголовного дела, было заявление этого самого Петра Павловича, и что уже к вечеру эта тоненькая папочка превратилась в целый том.
Не мог знать руководитель банка и того, что уже несколько дней, как вакантно место в одном из следственных изоляторов, в котором не так давно пребывал Владимир. Может, не случайно оно освободилось? И кто знает, может, именно в этот изолятор и будет через несколько часов помещен он, президент компании? И может, именно в ту самую камеру под номером семь? Но сейчас не суть, в какой именно изолятор. И даже не суть, в какую именно камеру. Это уже не имеет никакого значения.
И кто знает, может, в тот же изолятор будет помещена и его жена, которую будет сопровождать по тому же гулкому коридору все тот же конвой, а изголодавшаяся шпана и воры будут посылать ей свои веселые приветы, пока за ней гулким эхом не закроется железная дверь?
В тот же вечер с лацкана пиджака Николая Николаевича будет снят комсомольский значок, изготовленный когда-то по его личному заказу в одной из ювелирных мастерских городка Алтайского края. Этот значок вместе с его личными вещами и даже шнурками от ботинок пока будет храниться по месту его нового временного проживания. Так распорядился большой начальник.
Владимир. Неумолимый круговорот судьбы
Приоткрыв глаза, но еще не проснувшись, Владимир непонимающе осматривал эту светлую комнату и старался понять, где он находится? Почему так тихо? И светло? Почему не скрипит вентилятор? Нет лампочки, постоянно светящей в лицо? Вместо серого потолка и таких же стен камеры потолок был где-то там, очень высоко над его головой. Но он не был серым. Да и стены были другими. И не воняло носками, и тем, что должно быть где-то там внизу, слева от него.
Рядом сидела Ната. С улыбкой смотрела на него и что-то говорила.
Сейчас он хотел ей много, очень много сказать о том, как он ее любит и как он скучал по ней! И как он был не прав, что посмел плохо думать…
Много, очень много хотел сказать в минуту своего пробуждения Владимир. Хотел сказать, что сейчас видел ее во сне, как она приходила к нему. Но он не мог этого сделать. Не мог говорить.
Наклоняясь ближе к Владимиру, Ната шептала, что очень любит его. Вместе с тем ее руки, нежно прикасаясь к его лицу, были подтверждением чего-то еще большего.
Сознание возвращалось к Владимиру. Он уже помнил, как вернулся в свою камеру после встречи с Константином. К тому времени увели Сергея, того самого вора в законе, с которым успел подружиться. Жаль, даже не простился с ним по-человечески. Встретятся ли они еще когда-нибудь? Сергей подарил ему какую-то книгу. Вдруг Владимир, вспомнив это, вздрогнул.
Лежи, лежи. Тебе нельзя двигаться, – проговорила Вита.
Книга. Где книга? – прошептал Владимир.
Какая книга, любимый? Ты что? Что с тобой?
Владимир понял, что, действительно, этой книги сейчас здесь быть не может. Она осталась там, в камере. Может, ее сейчас читают другие? И эта книга будет еще долго, как эстафета, переходить из одних рук в другие?
Не помню. Названия не помню… – глядя на Нату, шептал Владимир и, уже закрыв глаза, продолжил: – Варвары. Варвары. Это варвары.