Днем бург пустел. Только на подворье Стайны кипела жизнь. Стайна сельским хозяйством не занимался, хотя, насколько было известно Коршунову, имел изрядно земли — и вблизи города, и пару хуторов подальше. На земле Стайны было кому трудиться, пока мирный вождь занимался «общественной» деятельностью. О своем богатстве Стайна Коршунову рассказывал еще тогда, когда Алексей у него в гостях бывал. Не то чтобы хвастался: давал понять, что сила у него, Стайны, есть. И немалая. Надеялся мирный вождь, что, выбирая между ним и Одохаром, Коршунов предпочтет все-таки Стайну. Алексей его не разубеждал. Чтобы иметь повод появляться в доме мирного вождя. Агилмунду со Скулди намекнул: мол, разведку веду. Насчет римской агентуры. Но себя не обмануть. На подворье мирного вождя он таскался исключительно ради того, чтобы увидеть Анастасию. Однако недавно Коршунову дали понять, что видеть его более не рады. Вилимир-сосед так прямо и сказал:
— Ты, Аласейа, больше к Стайне не приходи. Не будет тебе рад Стайна, мирный вождь.
Сказал Вилимир, но кому в бурге не известно, что Вилимир — голос Стайны. Грубый и зычный.
Причину немилости Алексей выяснять не стал. Понадеялся только, что она — в его последнем разговоре с Одохаром. Хоть и говорили они один на один и в собственном доме Одохара. Очень не хотелось бы, чтоб такой причиной оказалась привязанность Алексея к Анастасии.
Может, и хорошо, что все кончилось так. До того, как ситуация вышла из-под контроля. Уж слишком желанна стала для Алексея эта женщина. И интуиция подсказывала: он тоже ей симпатичен. По меньшей мере. Но ничего хорошего из взаимного притяжения между Коршуновым и чужой наложницей — по местным понятиям, «собственностью» мирного вождя — выйти не могло. Кроме больших неприятностей.
Покинутый Фретилычами и Скулди, который еще раньше уплыл домой, пообещав вернуться примерно через месяц, Коршунов тем не менее времени зря не терял. Родичи в поле, а он — на коня и, бродом, за речку. Там было хорошо. Заливные луга, трава по плечи. И коню раздолье, и Алексею. Каждый день он часов по шесть упражнялся с оружием. Когда невмоготу становилось — делал перерыв, купался в теплой водичке и — снова за дело. Пока тело трудилось, голова была свободна. И думалось хорошо, особенно в воде. Или в седле. А подумать было о чем. О будущем, например.
За день до отъезда Коршунова пригласил к себе Одохар. Не в дружинный дом, домой пригласил.
— Про друга твоего, небесного героя Гееннаха, новости есть, — сказал он.
— Какие? — внутри у Алексея екнуло.
— Непонятные. У квеманов говорят: жрецы новое место для святилища ищут. Мол, осквернил прежнее друг твой Гееннах. И Гееннаха тоже ищут — найти не могут.
У Коршунова отлегло от сердца. Молодец Генка! Навел шороху! И особенно молодец, что живой!
— Откуда сведения?
— То тебе знать не обязательно, — сказал рикс. — Но сведения верные. Скажи, не мог небесный герой Гееннах обратно в Байконур улететь?
Коршунов покачал головой.
«Надо же! — подумал Алексей. — Какие интересные подробности о командире выяснились».
— Ладно, — кивнул Одохар. — Если на наши земли выйдет Гееннах — я узнаю. Хуже — если к антам выйдет. Анты чужих не привечают и умом недалеки. Могут и не признать небесного героя. Хоть и говорил мне Фретила, что силен Гееннах безмерно и корень его огонь, но многочисленны анты… Числом же и огонь остановить можно… — Помолчал немного и добавил: — А воду нельзя. Хочу тебе корабль подарить, Аласейа.
Коршунов изо всех сил попытался скрыть изумление. Поистине то был день новостей.
— Новый корабль. Его срубили для тебя и скоро пригонят в бург. Но парус ты должен поставить сам. Из небесной ткани. Согласен?
— Согласен, — не раздумывая, ответил Коршунов.
Он помнил насчет «парусов цвета снега и крови», о которых было объявлено герульскому послу.