Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)

А зритель переводил дух: давно его не заносило в эпицентр подобных страстей. Даже собственные переживания и сердечные муки показались безобидными кукольными кривляньями. Там всё было до банальности просто: любит, не любит. А тут… Истеричный гей-соблазнитель, обманутые любовники. Да ещё какие-то непонятные ужасы, что с минуты на минуту займут своё законное место в теперь уже общей кухне. Джон любопытным не был, в чужие дела нос не совал, но в душе порадовался, что вся эта канитель происходит в воскресный день, что спешить ему некуда, и можно самолично насладиться прибытием монструозного багажа мистера Шерлока Холмса.

А пока следовало прояснить ситуацию. И обстановку нейтрализовать. Как-никак им предстоит уживаться на этой небогатой объемами территории — покидать полюбившееся жилище он, естественно, не собирался. Как человеку по большей части миролюбивому, Джону хотелось тишины и спокойствия в доме. А вот бесконечной междоусобицы, доходящей до кулачных боёв, не хотелось совсем. Ведь ни выдержка, ни природное миролюбие не помешают ему при случае врезать, да так, что этот тонкокостный, насквозь продиоренный или, черт его разберет, проарманенный скандалист подломится в коленях, как чахлое деревце.

— Восемь? Их в самом деле восемь?

Надо же с чего-то начать.

— Вам-то какое дело?

— Ровным счетом никакого. По мне, так хоть восемьдесят.

— Восемь, — снизошел до ответа Холмс. — Вы будете девятым.

Ах вот оно что? Значит, представление не закончено? Ну-ну.

Джон усмехнулся.

— Забавный вы человек, мистер Холмс.

Тот прервал монотонный долбеж и метнул пару-другую огненно-бирюзовых стрел.

— Что же во мне забавного?

— Всё.

— Это не ответ, — раздраженно возразил Холмс. — Это бессмысленное сотрясание воздуха. Что в вашем случае не удивительно. Возможно, я и забавен. Для вашего примитивного уровня. Возможно, даже смешон. Но влюбиться вам это не помешает.

Джон развел руками.

— Я бы и рад, только вот ориентация не позволит. Увы.

— Глупости. Причем тут ориентация? Кто выдумал всю эту несусветную чушь? Никакой ориентации не существует. Существует, как я уже говорил, объект. Эмоциям, которые этот объект вызывает, его половая принадлежность до фонаря. Ровно как и его внешний вид. Пусть даже это герань в цветочном горшке. Для вас таким объектом в скором времени стану я. Вы забудете, что я мужчина, что я забавен и вообще, возможно, набитый дурак. Вы будете обожать меня. Желать меня. А не какие-то там анатомические подробности. Кроме того, что вы теряете? С женщинами вам не очень-то и везло: ничего серьезного, стоящего внимания. А на данный момент и подавно: брошены и оттого глубоко несчастны.

Под сердцем жарко вскипело и хлынуло к скулам и шее — ах, Майк, ах, трепло. Ну попадись ты мне…

— Ваши претензии к другу необоснованны. И несправедливы. Ничего из вашей унылой биографии я от него не узнал. Майк Стемфорд умеет быть лаконичным.

— Что за черт… Вы мысли мои читаете?

Шерлок презрительно хмыкнул.

— Делать мне нечего. В отличие от вас, милый доктор, я наблюдаю и делаю выводы. Мне незачем прибегать к источнику извне, когда всё необходимое перед глазами. Если вы думаете, что являетесь тайной за семью печатями, то глубоко заблуждаетесь. Ни тайн, ни печатей — сплошная прозаичная скука. Итак. Решили арендовать жилье — вряд ли вы коренной лондонец. Тихий, скучный городишко — вот где обитали вы всё это время, находя свою серенькую жизнь вполне состоявшейся. Вам тридцать восемь, не меньше, а возможно, и больше, но всё ещё неженаты. Изголодавшимся аскетом не выглядите — дон Жуан местного пошиба. Любитель необременительного флирта и свободного секса. Без далеко идущих планов и обязательств. И вдруг резко сбегаете в Лондон. В чем дело? Закончились все подружки? Но, думаю, вы из тех, кто легко пойдет по второму кругу. Из непритязательных, всеядных. Но что-то вам помешало продолжить эротический марафон. Что? Стыд — вот от чего вы малодушно сбежали в столицу. Спрятаться и в одиночестве пережить позорный провал. Вас, такого непревзойденного ловеласа, безжалостно кинули. Нашелся кто-то получше? Не сомневаюсь. Да и чему удивляться? Не с вашей мало впечатляющей внешностью подаваться в герои-любовники. Даже при наличии улыбки а-ля Мадонна.

Уши Джона пылали — хоть камин разжигай. В горле ширился омерзительный ком: ярость пропитанная слезами. Так мерзко Джон себя не чувствовал никогда. И никогда так жалко не выглядел. Во всяком случае, побелевшие, дрожащие губы не являлись его особой приметой.

— Вы… — Он прочистил забитое горло. — Вы дали весьма нелестную оценку моим достоинствам. И, наверное, справедливую. Следует это признать. В таком случае, зачем я вам сдался? Зачем вам такой возлюбленный? Неудачник, урод и бабник.

— Возлюбленный? С ума можно сойти. Вы надеетесь, что я вами увлекусь? Я — вами? Ну и самомнение у милых докторов… Стоп, что это?

Не дав Джону и рта раскрыть для ответа, он метнулся в гостиную, и оттуда раздался радостный возглас:

— Мой багаж прибыл!

Он снова вырос в дверном проеме — сияющий и довольный.

— Джон, поможешь затащить сюда моё барахло? Пожалуйста.