Кончил Джон очень сильно — руки-ноги тряслись, в голове звенело. Сегодня Шерлок снова пустил в ход язык, и хотя происходило такое довольно часто и, по сути, было уже не ново, в который раз ошеломление достигло своей наивысшей точки, и в этой точке Джон отказывался поверить, что это Шерлок делает с ним такие невозможно интимные вещи, доставляя удовольствие, равного которому он не знал. «Какое счастье, что я стал геем… или кем там… в общем, неважно… и, черт возьми, я бы с радостью кончил ещё разочек», — думал он, прижимаясь щекой к подушке и с наслаждением ощущая сердцебиение распластанного на его спине Шерлока — такого же обессиленного, такого же удовлетворенного.
И неожиданно для самого себя бормотнул: — Вот я и стал девятым.
Шерлок завозился, но остался лежать, вжимаясь влажным лобком в его такие же влажные ягодицы. — Что значит, девятым? — проурчал он. — Ты первый. Единственный.
Слышать такое было бесконечно приятно, и можно было бы остановиться, довольствуясь пусть и коротким, но ёмким ответом, да только, к несчастью, разговор уже завязался. — Почему первый? А эти твои… — Впервые Джон заговорил об этих. Заговорил без ревности и душевного трепета. Сказать, что это его волнует и уж тем более гложет — ни боже мой. Шерлок так полон страсти, так жарко отдается отношениям с ним, что о ревности думать по меньшей мере неблагодарно. Слова эти вырываются сами собой, но становятся роковыми. — Как же они?
— Боже, — фыркнул Шерлок ему в затылок — тепло, уютно, очень приятно, — нашел, о ком вспоминать. Если ты думаешь, что кому-то из них я вылизывал зад, то ошибаешься гораздо глубже, чем проникает в тебя мой язык.
Джону не очень понравилось, как прозвучали его слова — пренебрежительный тон, насмешка, да и сам текст резанул по слуху. Но согретый губами затылок не способствовал четкости мысли, и эту «ласточку» Джон отогнал, посчитав птицей хоть и нахальной, но безобидной.
И черт же дернул его пуститься в постельные разговоры. Лучше бы развернулся, схватил в охапку и приступил к чему-нибудь более стоящему — например, к поцелуям, которыми насытиться так и не смог, хотя в кровати они провели скоро как три с половиной часа.
— И всё-таки, Шерлок, восемь романов…
— Никаких романов, — отрезал Шерлок, обхватив его плечи и встряхнув с ощутимой силой. — Обыкновенный чувственный опыт, необходимый в работе и оказавшийся увлекательным. Тебе не тяжело?
— В работе? — Джон изумленно приподнял голову. — То есть?
Шерлок скатился с него и улегся рядом, обнимая за талию и прижимая к себе. — Всё очень просто, - начал он. - Было одно дело, в котором я тупо плавал. Злился до зубовного скрежета, и всё равно не мог проникнуть в самую суть. Казалось бы, всё более чем очевидно, а картинка не складывается. О, Джон, как это было ужасно, и как я себя ненавидел! Расследовалось преступление на сексуальной почве, практических навыков у меня не было никаких…
— Что-что?! — ещё больше изумился Джон. — Уж не хочешь ли ты сказать, что дожил до тридцати с хвостиком и ни разу не… гм… не применил в действии собственный член?
— Только ради снятия напряжения и, насколько ты понимаешь, без посторонней помощи.
— Иисусе. Поверить не могу.
— Придется. Некоторым куда важнее голова, её трезвость и ясность, разум и мысль, чем сексуальные игрища и комфорт собственных гениталий.
— Я не об игрищах. Я о другом. — Вторая «ласточка» остро клюнула и упорхнула следом за первой, но в груди осела горькая взвесь. Не то говорил Шерлок, не то. И хотя знать, что ни один из романов не оставил в его сердце следа, что оно досталось Джону нерастраченным и полным эмоций, было несомненно приятно и очень лестно, самодовольные речи отдавались в душе болезненным эхом. — Так или иначе, чувства…
— Чувства? — подскочил Шерлок, усаживаясь на пятки. — Какие чувства, Джон? Работа! В процессе расследования я вынужден был признать, что такого рода познание жизни, увы, неизбежно, а поскольку речь шла о гомосексуальной стороне полового влечения, я решил в подробностях изучить данный предмет, и, разумеется, изучить его на себе. Что в этом странного? Знал бы ты, до какой степени я был измучен собственной некомпетентностью! И по завершении следствия, в чем тоже не вижу ничего необычного, бросился восполнять пробелы, ведь не исключено, что новое дело так или иначе будет связано с отношениями между полами. Я доходчиво объяснил?
Отношения между полами… Джон смотрел на него и никак не мог осознать — он что, на полном серьёзе считает, что ради определенного опыта можно играть сердцами и душами? Быть этого не может. Шерлок, теплый, стонущий, так откровенно зависимый, с мольбой в голосе и дрожью в пальцах, и этот ментор, вещающий о чувствах с таким же равнодушием, как о ценах на молоко — всё это одно и то же лицо?!