— Больше я у тебя ничего не забыл? — резко оборвал его Джон, заводясь с полоборота: ну почему, почему, черт бы его побрал, не прийти просто, по-человечески?! Неужели без кичливого фарса нельзя и шагу ступить?! — C носками у меня тоже частенько возникают проблемы. Поищи их у себя под подушкой. А впрочем, черт с ними. Что тебе надо?
Через мгновенье возле кровати выросло восхитительное изваяние — наспех одетое, взлохмаченное (локоны, завитки, колечки), знойное и, кстати, уже не такое заносчивое. Оно неловко топталось на месте, нервно сминая в пальцах интимную деталь джонова гардероба.
— Брось их в угол и проваливай из моей комнаты.
На подобное кощунство Шерлок, естественно, не был способен. Бережно повесив деталь на спинку кровати, он вновь предстал перед Джоном — слишком высокий, слишком стройный, слишком одуряюще пахнущий, чтобы тот в очередной раз не почувствовал себя жалким лесным клопом, на корявую спинку которого по непонятной прихоти опустилась передохнуть прекрасная стеклянная бабочка*.
«Большим кретином я никогда ещё не был. Разве может такой заинтересоваться мною всерьез? Мистер, где были ваши мозги? Известно, где…»
Горечь разъедала сердце. Отрезвление было ужасным и очень болезненным.
— Шерлок, пожалуйста, уходи.
— И не подумаю. Разберемся, Джон. Проясним ситуацию подетально.
Джон невесело усмехнулся: однако, на редкость рациональная бабочка. — Звучит заманчиво, и совершенно в твоем духе. Тела. Половое влечение. Теперь вот подетальный разбор ситуации. Ну давай, начинай.
Шерлок порывисто сел, ухватив его за обе руки, и сердце тут же оборвалось. Чертова любовь, думал Джон, едва удерживая жаркий выдох, чертова проклятая любовь, чтоб ей пусто было.
— Джон, я в самом деле растерян. Скажи, что не так? Мне казалось, тебе приятно будет узнать, что все эти… люди не значили в моей жизни решительно ничего.
— Так уж и решительно? Восемь решительно ничего не значащих любовников — ты считаешь, это может кому-то понравиться? Плохо же ты меня знаешь. Что приятного в холодном цинизме?
Отпустив на волю его ладони, Шерлок поднялся с кровати, и Джон едва удержался от инстинктивного порыва податься вперед — удержать, вновь усадить рядом, хоть это и вступало в кровавое противоборство со всем тем, что он сейчас говорил.
— В чем ты увидел цинизм, объясни?
— Сложно объяснять такие очевидные вещи.
— И всё-таки постарайся.
Постарайся… Джон незаметно вздохнул — легко сказать. Как объяснить то, что даже в собственных мыслях не можешь сформулировать четко? И мысли эти бесятся как ненормальные, наскакивая одна на другую, и толку от них никакого. Вот душа — та точно знает, отчего её выворачивает наизнанку, но сказать, бедняжка, не может. Только болит.
— Хорошо, постараюсь. Всё, что ты говорил, воняет дерьмом. Как тебе такое объяснение?
— Никак. Весьма расплывчато, я бы сказал. Суть не ясна — одни метафоры. Лично тебя чем я обидел?
— Лично меня — ничем. Но эти мальчики…
Неожиданно Шерлок вспылил: — Странная заинтересованность в мальчиках, Джон! Мне что, всех их собрать и притащить сюда, чтобы ты, наконец, успокоился?
— Смешно.
— А по-моему, не особенно, — продолжал возбуждаться Шерлок. — Почему, черт возьми, ты вынуждаешь меня оправдывать свои действия? И (если уж тема мальчиков так сильно тебя волнует) разве кого-то из них я использовал не по назначению? Брал насильно? Или, может быть, кому-то давал обещания? Я был честен с каждым из них. Мальчикам доставляло огромное удовольствие ложиться со мною в постель, без долгосрочных обязательств и заверений. Должно быть, я оказался не самым плохим любовником, и это являлось для них основным критерием отношений. Пусть даже коротких.
Джона едва не подбросило — огромное удовольствие? Огромное? Ах, сукин ты сын! И тут не удержался от фанфаронства! — Охуительным любовником, Шерлок. У меня член готов был сломаться напополам — так на тебя стоял.
Шерлок судорожно вздохнул: - О, Джон. — И снова присел на кровать — сохраняя дистанцию, но, тем не менее, достаточно близко, чтобы тепло их тел стало взаимным. — Это так удивительно хорошо… Так приятно…