Вдруг мимо кто-то проскакал, нахлестывая жрецову кобылу, и я задумчиво проводила его взглядом. Гонец, что ли? Торопятся сообщить о том, что только что случилось? Что ж, хоть тут ничего необычного. Знать бы еще - кому..
- Хэй, Эльга, ты как там? Держишься еще? Рука сильно болит?
Сердце мое подпрыгнуло и пропустило удар, а потом зачастило, как весенний дятел.
Ингвар! Живой! Вот же... а я-то думала...
Глаза защипало, горло сдавило и я чуть было не разревелась, как последняя дура. Даже голос прозвучал как-то совсем уж тихо и жалко:
- Терпимо. Сам-то как?
- А что мне сделается, - хмыкнул этот невозможный человек.
Что-то зашуршало и телега предательски скрипнула. Я замерла, боясь дышать, но никто, вроде, не заметил. Ингвар тоже притих на какое-то время. Будто удачный момент выжидал.
- Идти сможешь? - просил он едва слышно, пользуясь тем, что там, у костров, как раз взялись рубить дрова.
- Думаю, что да, - также тихо ответила я. - Даже бежать смогу, если припрет. Только заметят же сразу.
- А вот и не сразу, - по голосу было слышно, что он улыбается. - Чуешь, гадостью какой-то потянуло? Ужин стряпают. Значит, вот-вот начнут ритуал этот свой, когда все на песок садятся и закатному солнцу поклоны бьют. Много поклонов. В тот раз я на пол лиги уйти успел, пока хватились. Так бы и не поймали, если б не заблудился, как дурак. Крюк по лесу накинул и обратно к лагерю вышел. Но с тобой-то такого точно не будет. Значит, сделаем вот что: как начнут рассаживаться, ты мне свистни тихонько и сразу укатывайся под телегу. На той стороне встретимся. Ха, эти дураки даже узлы как следует вязать не умеют, не то что...
- Для тех, кого не удержать веревкой, есть иные средства, - заметил еще один знакомый голос, заставив меня подскочить.
И откуда только взялся, гад лысый? Не было же только что!
- Поднимайтесь, -скомандовал гад,- за вами уже едут.
И действительно, с лагерю приближалась легкая повозка, запряженная парой молодых соловых кобылок. Правил ими еще один господин в красном плаще, а над его лысой головой вздымались к небу прутья здоровенной клетки. Основательные такие, пальца три толщиной.
- Это Адем Явюз, бююджю третьего круга, - тихо сказал мне "наш" жрец, пока Ингвара заново связывали. - Ему приказано любой ценой доставить тебя в бюйук кэле. Любой, поняла? Если для того, чтобы ты лучше слушалась, придется отрезать что-нибудь у твоего коджя, Явюз это сделает.
Тогда я еще не знала что такое "бюйук кэле" и могла только догадываться, почему он зовет Ингвара "коджя", но одного взгляда в бесцветные, будто застывшие глаза Явюза, чтобы убедиться: да, этот сделает. И с превеликим удовольствием.
Так что, когда мой новый господин, или кто он там, повелительно махнул рукой, я послушно влезла на козлы и замерла, сложив руки на коленях.
- Брат Темель думает, ты тыйликэ. Опасность. - сообщил мне этот жуткий господин, усаживаясь рядом.- Я думаю, брат Темель слишком молод. Нет жены. Не знает, что делать с аптал кадын. Я знаю. Сделаю так, что ты будешь покорной.
Кто бы спорил. Буду, конечно, пока случай удобный не подвернется.
Больше Явюз и рта не раскрыл до самого города. Ингвар тоже молчал и, кажется, даже не шевельнулся ни разу. Очень хотелось оглянуться, но я не решилась даже на такую малость..
Ехали мы недолго и вскоре я увидела, что здесь называют городом.
Вообще-то, они говорят "цехишь", и я только потом узнала, что это означает "город". Да и не похоже оно на город, если честно. Цехишь и есть. Узкие улочки, забитые людьми и повозками, невозможно грязные и вонючие, зажатые с двух сторон высоченными каменными стенами без единого окна.
- Там вахцеляшь, - господин Явюз, должно быть, заметил мой удивленный взгляд, раз уж снизошел до объяснений. - Много деревьев, с которых плоды. Много цветов. Стена защищает от грязи. От назашь. Деревья укрывает в тени. В доме прохлада.
Было видно: этот страшный человек очень любит свой цехишь.
Все эти улочки были так похожи, что не будь я проводником, давно бы слились перед моими глазами в одну - тесную, шумную и бесконечно длинную, но я и направление не потеряла, и различия запомнила: там камень стен чуть темнее, тут брусчатка иначе уложена, а вон там из стены кирпич выпал и в дыре небо проглядывает. Этому пустоглазому, должно быть, никто не сказал о моем ремесле. А то бы он мне, чего доброго, мешок на голову надел.
К неприметным зеленым воротам мы подъехали уже в густых синих сумерках.
Наш гостеприимный хозяин крикнул "Ацик!" и ворота тут же распахнулись. В том, что это его дом, я почему-то не сомневалась.
- Анэ! Ийи акшамлашь! - поприветствовал он грузную старуху в надвинутом по самые глаза черном платке, и добавил что-то еще, чего я не разобрала.
- Йит-ты, - сказала она мне. И, видя, что ее понимают, вздохнула, закатила глаза, и знаками показала, что я должна слезть с телеги и пойти туда, куда она зовет. Немедленно.