«...Ваш дядя и друг Соломон»

Она почти все время лежала в постели, и все играла с морской белой раковиной в коричневых точках. Вокруг нее крутились кошки, и живот ее возвышался над их серым клубком. При появлении Элимелеха она прятала раковину среди кошек, и смотрела на него глазами животного, защищающего своих детей. И Элимелех, этот огромный, неуклюжий человек, ходил вокруг нее на цыпочках, как вокруг драгоценного сосуда, который может разбиться от малейшего дуновения воздуха.

Замкнутая в себе, Хедва во время беременности превратилась во властную женщину, все время что-то требующую и желающую. Глядел я на них и думал: «Между ними существует равновесие. Живут подобно маятнику. Он сверху, она – снизу, она сверху, он – снизу».

Элимелех потакал ей во всем, ибо жил в страхе все дни ее беременности. Страх этот не был напрасным. Она родила сына и умерла во время родов. Узнал я это позже и не был на ее похоронах. Элимелех мне ни о чем не сообщил. Машенька и брат мой Йосеф жили в Тель-Авиве, и Адас еще не родилась. Машенька страдала от бесплодия. По дороге в Иерусалим я заглянул к ним и рассказал о трагедии Элимелеха. Машенька сказала:

«Если Элимелех захочет, я выращу его сына. Может ли ребенок быть без матери?»

Нечто из давней юности сверкнуло в ее глазах, и брат мой Йосеф кивнул головой в знак одобрения.

Пришел я к Элимелеху. Он сидел у стола. Кофейная чашка перед ним была полна окурков. Новое кресло опустело, домашние туфли были задвинуты в угол. Лицо его было бледным и он вновь начал горбиться. Увидев меня, побледнел еще больше, и слова сами собой вырвались из его уст:

«Я виноват в ее смерти. Она была слишком слаба, чтобы понести и родить ребенка».

«Кто может знать, Элимелех…»

«Я мог знать. Я не имел права превращать свободную птицу в жену и мать».

«Есть ли иной путь доказать женщине свою любовь?»

«Какой толк в любви, которая убивает».

Плач ребенка донесся из угла комнаты. Подбежал к кроватке увидеть ребенка Элимелеха – Мойшеле. Спросил:

«Кто за ним ухаживает?»

«Марыля».

«Элимелех, Машенька узнала о твоей беде, нет у нее детей, и она просила меня передать тебе, что она хочет растить твоего сына. Говорила от всего сердца».

Что-то блеснуло в погасших глазах Элимелеха, нечто подобное ненависти. Хмурясь, он сказал:

«Отдать сына Машеньке? Отдать ей мою душу? Нет! Не отдам я второй раз мою душу Машеньке».

«Нет, Элимелех. Ты не отдашь ей вторично свою душу»…

Спустя некоторое время забеременела и Машенька. Родила дочь – Адас. Многие годы я играл с ней в игры Элимелеха и рассказывал ей сказки о моем пропавшем друге. Когда я понял, что он в кибуц не вернется, сказал я ей, что нашел его. В один из летних дней застал я Мойшеле одного в квартире. Ребенок обрадовано сказал:

«Как хорошо, что ты пришел, дядя Соломон. Завтра отец мне расскажет сказку о Дум-Доме».

И рассказал мне ребенок эту красивую сказку о Дум-Доме, и сошла на меня большая печаль. Элимелех построил некую утопию о кибуце, в которой он жил так, как ему мечталось жить все годы. Понял я, что Элимелех уже никогда не вернется в реальный кибуц. И сказал девочке Адас:

«Нашел я своего друга Элимелеха. Среди стен Иерусалима»…

Завершился рассказ о Элимелехе. Начав этот рассказ от Шлойме Гринблата, я хочу завершить его вопросом к Богу. Когда человек видит себя одиноким в мире, мысли его обращаются поверх всего к вечности, и поиски вечности приводят его к Богу. И я в своем одиночестве, в пустой своей квартире, обращаюсь к Нему с вопросом:

«Господи, недобрый мой Бог, почему свое равнодушие и холод мир обращает против определенных людей? Ведь это их убивает. Добрые и дорогие мне люди вынуждены всю жизнь до последнего дня прозябать в этом холоде – и нет им спасения».

Глава шестнадцатая Адас

Дорогой дядя Соломон, погрузилась я в кресло Элимелеха. На коленях моих доска, на которой лежат листы бумаги. Я собираюсь завершить мой рассказ. Что мне тебе сказать? Не смогу я осуществить твои мечтания. Ты про сишь перенести в кибуц все работы Элимелеха, все его статуэтки, рисунки. Скрипку вернуть Мойшеле. Мне ли быть хранительницей всех кладов Элимелеха? Я ведь изменница. Изменила мужу Мойшеле, изменила любимому мной Рами, изменяю и твоим мечтам. Но хуже всего то, что нет у меня выбора. Только – измена. Может, это приговор времени в период смены поколений? Может, это обнажившие себя пучины жизни. В мечтах можно лишь парить, но не осуществлять их в реальности. Я – наказание Мойшеле, наказание Рами, и твое наказание, дядя Соломон.