С Ди все было иначе. Скарлет нравилось, когда та ее обнимала. Ее объятия были теплыми. Приятными. И, закрыв глаза, можно представить, что это действительно ее мама…
Иногда Скарлет казалось, что ее сердце в буквальном смысле разорвется, – особенно когда мама звонила ей по телефону (для этого маме требовалось специальное разрешение, и на ее телефонной карточке были только «одобренные» номера). «Это ты, моя малышка?» – спрашивала она, и Скарлет слышала в ее голосе слезы, но ничем не могла ей помочь, потому что мама находилась за решеткой, а сама она вынуждена была жить с Ди и Робертом. Как бы добры они ни были, это совсем не то. В школе она единственная жила в приемной семье. Конечно, по сравнению с тем ужасным временем, которое она провела у Уолтерсов, все было по-другому. К тому же с тех пор как она начала участвовать в конкурсах со своими фотографиями, одноклассники стали относиться к ней с уважением и даже с некоторым восхищением. Лучшей подруги у нее по-прежнему не было, но Скарлет в этом и не нуждалась. Ей нужно было только одно – чтобы с ней жила мама.
Первый год оказался самым тяжелым. Маму тогда отправили на реабилитацию. Скарлет не могла видеться с ней часто, потому что какая-то «сука», тюремная начальница, ограничила маме посещения. Однако во время их редких встреч мама не спрашивала у нее ни про школу, ни про Ди с Робертом. Единственное, что ее интересовало, – не принесла ли Скарлет ей немного «травки». «Почему нет, маленькая тупица?»
Потом мама начинала истерично кричать, и надзирательницы уводили ее, оставляя Скарлет в слезах. Когда сотрудница из соцслужбы привозила ее домой, Ди утешала ее как могла. Она усаживала Скарлет себе на колени, хотя та была большой девятилетней девочкой. Рассказывала о том, что ее родители тоже принимали наркотики и эта гадость может очень сильно отравлять мозг. «Твоя мама любит тебя, – вздыхала она. – Ей просто нужно время, чтобы от всего этого избавиться».
Приемная мать Скарлет оказалась права. В последние пару лет маму перевели на более мягкий режим. Это означало, что Скарлет было разрешено навещать ее чаще. Мама перестала требовать от нее наркотики. Она по-прежнему была очень худая, и ее некогда чудесные светлые волосы свисали сальными прядями. И запах у нее теперь был совсем другой. Трудно сказать, какой именно. Но точно не пачули. Мама засмеялась, когда Скарлет спросила, почему она больше не пользуется теми духами. «Их нет в списке разрешенных вещей, детка».
Скарлет спросила, что это значит, и мама объяснила, что в тюрьме можно покупать только те вещи, которые входят в специальный перечень, – например, шампунь и зубную пасту. Но для этого, конечно, нужны деньги. У ее сокамерницы было полно денег, потому что ей посылали родственники. А у мамы имелись только какие-то жалкие гроши, которые она получала за выполнение разной тюремной работы, вроде уборки или глажки белья.
В то время Скарлет как раз начала подавать свои работы на конкурсы через ежемесячные журналы по фотографии, которые выписывал Роберт. Так она впервые выиграла пятьдесят фунтов.
– Ты уверена, что хочешь отдать их своей маме? – спросила Ди.
Ну, конечно, еще бы!
– Но я не знаю, разрешено ли это, детка.
Скарлет спросила об этом сотрудницу из соцслужбы, та «навела справки» и узнала, что можно было перевести деньги на специальный счет, откуда потом их выдадут маме, чтобы она могла потратить их на покупки в тюремном магазине. Во время следующего их свидания мама первым делом спросила, не выиграла ли Скарлет еще какого-нибудь конкурса.
– Пока нет, но Роберт говорит, что у меня есть перспективы…
Мамины глаза сузились.
– Но я же не могу покупать себе сигареты за перспективы. Так что давай, щелкай побольше. Ты ведь хочешь мне помочь, правда?
Тюрьма будто превращала маму практически в другого человека, подумала тогда Скарлет. Такого жесткого и даже иногда эгоистичного. Однако временами, особенно на Рождество и дни рождения, мама вдруг вновь становилась прежней – она плакала по телефону и бесконечно сокрушалась о том, что не может послать Скарлет кучу красивых подарков вместо той жалкой фиолетовой сумочки из фетра, которую она сшила на рукоделии в тюрьме.
– Мне не нужны никакие подарки, – говорила Скарлет. – Мне нужна только ты.
И тогда они обе начинали плакать еще сильнее.
В школе Скарлет старалась «не вешать нос», как учила ее мама. Когда другие дети хвастались, как они провели рождественские каникулы и как ездили навещать бабушку с дедушкой, она просто молчала. Вернувшись домой, она поднималась к себе в комнату и разговаривала с маминой фотографией – той самой, которую когда-то восстановил Роберт (теперь Скарлет держала ее в более надежном месте – рядом с кроватью).
– Когда-нибудь все будет по-другому, – говорила она. И маленькая девочка в платье в горошек, казалось, была с этим согласна.
Через какое-то время мама вдруг стала более жизнерадостной.
– Недолго уже осталось, если удастся освободиться условно-досрочно. – Она потерла глаза руками. – Я могла бы и раньше выйти из этого чертова места, если бы снова не начала принимать.