Кое-кто из других сотрудников был вовсе не рад этому – особенно те, кого я подозревала в злоупотреблении полномочиями и плохом обращении с заключенными. Я дала им четко понять, что подобные дела не сойдут им с рук. Большинство моих «друзей» отстранились от меня, когда я поднялась по карьерной лестнице, – и не только потому, что я не желала делать им каких-либо поблажек, но и просто из зависти к моим успехам. Даже с хорошими друзьями отношения постепенно сошли на нет, потому что у меня не оставалось времени на социальную жизнь. Я начала чувствовать, что из этого замкнутого круга уже не выбраться.
Меньше всего мне хотелось тогда идти на какой-то роскошный банкет и через силу улыбаться. Однако это было, в конце концов, распоряжение начальства, и к тому же стоило воспользоваться этим случаем, чтобы прозондировать почву насчет финансирования, которое требовалось для расширения нашего блока матери и ребенка. Так что я постаралась привести себя в порядок и сделала более элегантную укладку. Вместо брюк я надела дорогой лаймово-зеленый костюм, замечательно подчеркивавший мою фигуру и цвет волос, как сказала моя помощница (хотя по пути к выходу из крыла С мне довелось услышать и насмешливые комментарии некоторых заключенных). В довершение всего – впервые за много лет – я надела туфли на высоком каблуке!
Когда высокий мужчина с обаятельной улыбкой и выразительным, резко очерченным лицом наконец-то занял место рядом со мной за столом, я обрадовалась, что теперь по крайней мере есть с кем поговорить. «Расскажите мне о своей жизни», – попросил Дэвид, хотя, как выяснилось в течение вечера, он и без того хорошо подготовился: ему было известно абсолютно все о моей карьере и моих инициативах по поводу создания блоков матери и ребенка. Он задавал правильные вопросы. Его восхищенные взгляды намекали на то, что я казалась ему привлекательной. Впервые со времени отъезда Патрика и смерти отца я почувствовала легкость в сердце.
Поэтому, когда Дэвид слегка коснулся моей руки (что он делал неоднократно во время ужина) и предложил поехать к нему, чтобы выпить еще по бокалу, я согласилась – и в результате оказалась в его постели. Ну а почему нет? Если не в сорок я могла попытать счастья с красивым, едва знакомым мужчиной, то когда?
Дэвид был совершенно не похож на Патрика, но он научил меня наслаждаться жизнью. После суровых тюремных будней общение с ним оказалось настоящим глотком свежего воздуха. В мои свободные дни он возил меня обедать в чудесные рестораны и покупал мне красивую одежду в магазинах Найтсбриджа, которую раньше я видела лишь на витринах, проходя мимо. Однажды мы с ним даже отправились в джаз-клуб Ронни Скотта, где я всегда хотела побывать, но прежде все как-то не удавалось.
Я никогда не считала себя такой женщиной, которую все это могло бы заинтересовать. В любом случае, оказалось так приятно быть избалованной! Однако больше всего я была под впечатлением от самого Дэвида. Какой ум и обаяние! Впечатляющий кругозор. Для такого человека, как я – много времени прожившего практически в изоляции от внешнего мира, – Дэвид казался настоящим интеллектуалом. И, конечно же, вся та благотворительность, которой он занимался, заставляла поверить в то, что у него доброе сердце.
Практически каждая женщина, мимо которой мы проходили на улице, смотрела на Дэвида с восхищением. Потом они переводили взгляд на меня, и я чувствовала их недоумение – что вообще такая женщина делала рядом с ним? Нечто подобное происходило и на различных ужинах и вечеринках. Дэвид умел увлечь любую женщину беседой и заставить ее почувствовать, что она единственная, с кем он хотел разговаривать. Потом, когда во мне начинала закипать ревность, он поглаживал меня по ноге под столом или сжимал мою руку.
– Что ты во мне нашел? – спрашивала я его – чаще, чем могла бы себе позволить любая уважающая себя женщина.
Прежде чем ответить, Дэвид проводил рукой по моей груди и покусывал мое ухо, заставляя меня извиваться от удовольствия.
– Ты не похожа на других, Вики. Ты самый сильный человек из тех, кого я когда-либо знал. Тебе приходилось преодолевать столько, что другим сложно представить. Ты не притворяешься тем, кем не являешься, и не пытаешься льстить мне, как остальные. Ты… это просто ты.
Я жила тогда словно в другой Вселенной – настолько далекой от тюрьмы, насколько можно было вообразить. Иногда я испытывала из-за этого чувство вины. Иногда – облегчение.
Потом было небольшое путешествие на выходные и «случайное» посещение антикварного магазинчика, где Дэвид надел мне на палец кольцо с изумрудом. Мне не пришлось думать дважды, чтобы ответить «да».
– Вас можно поздравить? – спросил председатель попечительского комитета тюрьмы, заметив кольцо на моей руке несколько дней спустя.
Я кивнула, одновременно смущенная и польщенная.
– Но, я надеюсь, это не означает, что вы откажетесь от нашего предложения, – продолжал председатель.
Во рту у меня пересохло. Неужели он имел в виду…