Ваш муж мертв

– Значит, пора научиться делиться! – шипит другая.

В прежние времена, когда я находилась по другую сторону решетки, я вмешалась бы и предложила им пользоваться игрушкой по очереди. Однако теперь я просто стояла и смотрела, словно в оцепенении. Воспоминания перенесли меня назад в тот день, когда Зельда Дарлинг снова появилась в моей жизни…

* * *

– Кстати, поздравляю с помолвкой, – сказал мне Патрик, когда мы шли вместе с ним к блоку матери и ребенка в тот день 2012 года.

Я испытывала некоторое чувство вины из-за того, что позвала его снова работать со мной в новой тюрьме, но сказала себе, что прежние чувства уже давно мертвы. В то же время очень хорошо, что он будет рядом.

В любом случае у меня все-таки кольнуло сердце, когда он упомянул мою помолвку.

– Значит, и до тебя уже дошли разговоры?

На лице Патрика появилась мягкая улыбка.

– Я не люблю сплетен, Вики. Ты же знаешь. Я просто рад, что ты счастлива. Мы ведь с тобой прошли долгий путь вместе.

Что-то дрогнуло в этот момент у меня в груди. Нет, яростно сказала я себе, это все должно оставаться в прошлом. Нужно сосредоточиться на работе. И я принялась говорить о тех нововведениях, которые планировала реализовать в блоке матери и ребенка. Пока мы занимались нашим общим делом, все было так, будто ничего между нами не изменилось.

Как бы сильно я ни любила Дэвида, он никогда не понимал мою работу – впрочем, как и я не понимала того, чем он занимался. В то же время мир Патрика был сконцентрирован вокруг тюремной жизни, и, что не менее важно, ему это нравилось. Он понимал «соль» этого всего – ужаса и преодоления, ответственности и опасности, приходящих вместе с властью. В прошлом месяце одна женщина угрожала облить другую кипятком во время дежурства на кухне. В тот момент я оказалась неподалеку, и мне удалось убедить ее не делать этого.

Спустя некоторое время я поймала одного надзирателя на том, что он издевался над заключенной, которая не получала писем со времени своего поступления в тюрьму:

– Что, детки совсем о тебе забыли? Ну и неудивительно – после всего того, что ты натворила.

Не в первый раз этот надзиратель позволял себе издевательские замечания в отношении заключенных. Я немедленно его уволила. К счастью, было много других сотрудников, выполнявших работу на совесть, – таких, как мои давние подруги Джеки и Фрэнсис, которые как-то раз спасли одну из заключенных, перерезав веревку на ее шее. И, конечно же, тут был Патрик.

Мой друг все понимал, тогда как Дэвид – казалось бы, восхищавшийся моей работой, – зачастую раздражался, когда мой график не вписывался в нашу социальную жизнь.

– А ты не можешь это просто отменить? – спросил Дэвид, когда я объяснила, что не смогу пойти с ним на встречу с его дочерью Николь во вторник из-за назначенного на этот день совещания. Он был очень недоволен, когда я ответила, что нет, это невозможно.

Когда Дэвид наконец познакомил меня со своей дочерью, я увидела избалованную надутую девчонку, которая с грубой бесцеремонностью высказывала претензии по поводу «Мини», подаренной ей отцом на восемнадцатилетие.

– Я хотела серебристую, – надула она губы. – А не черную.

– Ты мне говорила наоборот, – заметил Дэвид, словно его все это лишь забавляло.

– Я передумала.

За все время ужина Николь не удостоила меня даже взглядом.

– Она просто ревнует, – невозмутимо сказал мне потом Дэвид, будто это было в порядке вещей. – Это отцовско-дочерние отношения. Ей никогда не нравились мои подруги.

Очевидно, как и личной помощнице Дэвида, Тане, которая всегда разговаривала со мной ледяным тоном, когда я звонила. Может, она, как и все остальные, недоумевала, что он нашел во мне – рыжей начальнице тюрьмы, далеко не такой стильной красотке, как прежние девушки Дэвида. Я помнила шикарное кремовое льняное платье, которое обнаружила к глубине шкафа Дэвида, когда переехала к нему в лондонскую квартиру. Очевидно, его оставила там кто-то из его бывших.

Мы с Патриком должны были посетить новую «сложную» заключенную. Я знала ее еще с 2008 года. Это она дралась когда-то из-за игрушки с Сэм Тэйлор – девушкой, которую мне никогда не удастся забыть. Как и у бедной Сэм, у нее тоже забрали ребенка несколько месяцев спустя, и она обвиняла в этом меня, хотя это были всего лишь правила, которые мне приходилось выполнять. Я пыталась помочь ей, убеждая походить к психологу, но она отказывалась и выплескивала наружу свою душевную боль, то и дело набрасываясь на всех вокруг и обвиняя меня в том, что я решила ее гнобить. Это была, конечно, неправда, но мне пришлось отправить ее в одиночную камеру за нападение на другую женщину. Мне не хотелось этого делать, однако на такой работе прежде всего необходимо следовать справедливости.

Теперь она вернулась – и не менее озлобленной, чем прежде. В довершение всего, недавно она проникла в блок матери и ребенка под видом назначенной на дежурство уборщицы.

– Я просто хотела побаюкать детишек! – заявила она обнаружившим ее надзирателям, а потом укусила одного из них, когда те попытались вывести ее оттуда.