Ваш о. Александр

Не здесь решается основная загадка человеческой судьбы. Прямо‑таки наглядное пособие! Как без духа можно мило оскотиниться, даже имея бассейны. Вавилон… Вавилон в библейском смысле слова. Только некому эту Атлантиду обличить (а если и есть, то не слушают, как всех Кассандр и пророков), так всегда бывало. Один Бог вправляет нам мозги время от времени, но Он долготерпелив, как эволюция, как долгие геологические периоды. Он лепит нас, кувыркающихся, и Свое дело до конца доведет. Он и нас‑то сделал очень живучими, как лягушек. Все перенесем, даже глупость и комфорт. Это животные вымирают от неблагоприятных условий, а Адам — орешек попрочнее. Весь измусорится, а по–том мусор слетит, и видно: было в глубине что‑то Божье. Не совсем одичал и выродился. Искра никогда не погаснет. Как сказано в Писании: «Свет светит во тьме».

Шлю Вам всем московские приветы и добрые пожелания.

Храни Вас Бог.

Ваш о. Александр Мень

7 декабря 1980 Хьюстон

Дорогой отец Александр!

Здравствуйте!

Получили Ваше красивое письмо, вот удивительно хорошо доставляют Ваши письма. Мы думаем, что из‑за уважения к Вам такая быстрая и точная доставка.

Тут в прошлый «викенд» познакомились в Остине с Юзом Алешковским[37], Вашим подо–печным. Он приезжал в университет поболтать со студентами по приглашению нашего друга Ильи Левина[38]. Два дня без передыху хохотала, так Юз понравился, что вместе мы хорошо повеселились. Вот уж кто языкастый. Я просто как беззубый моллюск рядом с ним, хотя, конечно, я тоже старалась. Юзу тоже Ваши книги очень нравятся, он тоже в свои из них переписывает и разбавляет разными простыми русскими словами, чтобы понятней было для народа. Пух и перья летели от всех русских писателей, газет, глупостей, дураков… Правда, Яша нас сдерживал. Я всегда поражаюсь Яшиному свойству — у него есть уважение к личности другого человека, когда и человека даже нет, не то что личности. Когда так хочется недостатки разобрать, Яша же вспоминает достоинства… и сбивает интерес окончательно разбушеваться. Но когда Яша засыпал, утомленный, тут‑то мы и разворачивались. Здорово перепало газете «Новый американец» во главе с Сережей Довлатовым, «Континенту», отдельным людям и издательствам. Но нас вместе с Юзом объединяла любовь к Америке. Так что мы не только обсуждали недостатки товарищей. В перерывах мы хвалили Америку. Давно такого удовольствия от общения не испытывала, теперь месяца два придется молчать, вернее, не молчать, конечно, а так не смеяться. С Юзом у меня получился дуэт, и даже Кузьминский, который любит сам напропалую беседовать, сидел притихший, забитый и молчаливый. Юз про меня сочинил быстро: «Птица Какаду — плачет и смеется на ходу»…

Кузьминский, как я Вам писала, антологию русской поэзии составляет в пяти томах. Первый том уже вышел, он им страшно гордится. В первый том антологии Кузьминский ни с того ни с сего, из чистой злобы на Максимова, в приложении взял и опубликовал письмо Максимова из «Октября», со всеми «спасибами» партии, Хрущеву, Кочетову… «Своя антология, что хочу, то и делаю», — отвечает Кузьминский, когда я его спросила: «А чего это ты?» Он, оказывается, затаил давно злобу на В. М. из‑за того, что его стихи в журнале были плохо напечатаны: их сократили, перевернули, урезали, без его согласия и ведома. И еще Костя обиделся за Лимонова. Тут Лимонов[39] выпустил роман и всех поудивлял сексуальными откровенностями — на что В. Максимов сказал, что имя Лимонова он вычеркнет из своего «Континента» и из всей литературы. Кузьминский и это ему «припомнил»… Я рассердилась, говорю Кузьминскому, чтобы он не склочничал, но Юз тут Кузьминского поддержал, нет, вернее, не поддержал, а пожурил, потому что сам тоже «зуб нарисовал» на Максимова, тоже из‑за уреза своих творений и всяких глупых разговоров.

Приезжаем домой — приходит новый «Континент», и там… бушует Максимов в «Колонке редактора», и так непристойно, про Синявского[40] и про Эткинда[41] — «профессоришко». И что сказать‑то? Кузьминский — лицо безответственное, голенький может появиться на страницах журналов, по Остину ходит в яркой юбке — русский хиппи… С него вроде как спроса‑то нет, он против «истеблишмента». А Максимов‑то мог бы и уняться. Яши нет на него! Тут новая мода: все — агенты покинутого отечества. Я про кого только не слышала, вот теперь прочла, что и Синявский, оказывается, тоже «служит»… Мне только про Яшу еще не говорили, может, от жены скрывают правду, в один прекрасный день узнаю — почему он так за всех заступается?… «Точно работает, Дина!» С другой стороны, может, я сама? «Любит хохотать, любит наряжаться, любит Америку» — подозрительно. Надо сказать, что эта болезненная мания меня и в ленинградские времена раздражала. Уехали и увезли с собой и безжалостность к свободе, и всех агентов. Один автор в «Конти–ненте» даже процент сосчитал, математически обосновал — 6о%, говорит, «не нашего» элемента среди иммигрантов. Будьте бдительны!