«…Мартин Иден не был социалистом… Будучи индивидуалистом, не имея ни малейшего представления о нуждах других людей, о нуждах человечества в целом, Мартин Иден жил только для себя, боролся лишь ради себя и, если угодно, и умер-то из-за самого себя. Он дрался за право войти в буржуазные круги, где надеялся найти утонченность, культуру, изящную жизнь и высокие помыслы. Он пробился в эти круги и был потрясен колоссальной отталкивающей посредственностью буржуазии. Он боролся ради женщины, которую любил и поэтому — идеализировал. Он понял, что любовь обманула его ожидания, изменила ему; оказалось, что он больше любит созданный им идеал, чем самую женщину. Таковы были ценности, ради которых, он думал, стоило жить и бороться. Когда же они не оправдали ожиданий, ему — ярому индивидуалисту, не знакомому с нуждами человечества, — не оставалось ничего другого, ради чего стоило жить и бороться. И он ушел из жизни…»
16. Ранчо благих намерений
К осени 1909 года Джек полностью оправился от болезней, к нему вернулась его былая уверенность. Чармиан ожидала ребенка, Джек надеялся, что на этот раз родится сын. Один за другим печатались его рассказы. Журнал «Сатэрдей Ивнинг пост» приобрел за 750 долларов рассказ «Кусок мяса», и 29 ноября 1909 года имя Джека Лондона снова появилось на обложке этого ведущего журнала страны. Доходы писателя вскоре достигают невиданной для литератора суммы — 75 тысяч долларов в год.
Повеселевший, уверенный в себе и в своей фортуне, Джек снова начинает принимать гостей по субботам и воскресеньям. В доме Лондонов снова зазвучал смех, рассказывались анекдоты, устраивались розыгрыши. Часто наведывались Джордж Стирлинг с женой и Клаудсли Джонс с невестой. Стирлинг оставался тем же обаятельным товарищем, каким он был и раньше. Близкие люди узнавали его в образе Рэсса Бриссендена. Джек подтверждал, что многое в характере Бриссендена позаимствовано от Стирлинга. В то же время все философские размышления Бриссендена на страницах романа, его увлечение социалистическими идеями имели своим источником другого доброго знакомого Лондона — социалиста Строн-Гамильтона.
Бывали в гостях у Лондонов и ранее незнакомые им люди: деятели социалистической партии, начинающие литераторы, анархистка Эмма Голдмен с двумя друзьями.
Однажды вечером приехавшие с Эммой Голдмен анархисты долго разглагольствовали о необходимости индивидуального террора. Джек внимательно слушал, изредка вяло возражал, но в глазах у него плясали озорные искорки. Все разъяснилось, когда гостей пригласили ужинать. Один из анархистов обнаружил на столе около своего прибора небольшую книгу, он с интересом взял ее в руки, раскрыл… Громко взорвалась шутиха, бедняга подпрыгнул на стуле, чуть не грохнулся на пол. Джек смеялся до слез.
«Чего стоит храбрость этих террористов, — смеялся Джек в разговоре с Чармиан, когда они остались одни. — Они витают в облаках, не понимают ни жизни, ни потребностей рабочего класса».
В ожидании рождения сына Лондон решил построить на ранчо новый дом, «Дом Волка» — так он его называл. Он сам выбрал место на холме, сам вычертил план, решил, что он будет сложен из особого камня, чтобы выдержать любые землетрясения.
Лондон все чаще задумывается о том, чтобы бросить литературу и зарабатывать деньги другим способом. Его тянет к вольному зажиточному фермерству, природе. Его ранчо уже раскинулось на 200 акрах, но он решает расширить хозяйство и покупает прилегающие виноградники площадью в 800 акров. Он снова весь в долгах, но зато его будущий сын появится на свет не в нищей хижине, как он сам, а в доме предприимчивого землевладельца-бизнесмена.
Потом он загорелся идеей разводить эвкалипты. Сначала он высадил на ранчо 16 тысяч эвкалиптовых деревьев, а через несколько лет на его землях росло уже 240 тысяч эвкалиптов. Лондон объяснял газетным корреспондентам:
«Я пытаюсь выбраться из этой литературной игры уже много лет. Некоторое время тому назад я твердо решил бросить бумагомарательство, как только я найду другой способ зарабатывать деньги. Я думаю, что моя затея с посадкой эвкалиптов оправдает себя, и я смогу наконец-то укрыться от всевидящего ока любопытной публики. Чтобы добывать идеи для новых книг, приходится жечь лампу ночи напролет. Последнее время меня это утомляет».
С присущей ему энергией Лондон погрузился в хозяйственные заботы, стремясь превратить свое ранчо в образцовое хозяйство. В своем желании приобщиться к миру предпринимательства Лондон не был среди американских литераторов экстравагантным одиночкой. Практицизм американского образа жизни разъедал, словно ржавчина, души и сердца многим. Еще Уильям Дин Хоуэллс утверждал, что «занятия литературой не могут считаться серьезным мужским занятием, безразлично — полезным или бесполезным».
Какова ирония судьбы! Писатель, чьи произведения уже вошли не только в американскую, но и в мировую литературу, тратил силы и время на споры с подрядчиками из-за стоимости работ или поставки некачественных материалов.