Ваш выход, княжна

С самого начала Янек решил свои способности перед паном не выказывать, но презрение, прозвучавшее в голосе ясновельможного, его унижающий тон, нежелание парня выглядеть ничтожеством в глазах хорошенькой девушки начисто стёрли его благие намерения. Он ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев, в висках, в груди: отовсюду, с самых крошечных кусочков кожи стали будто отрываться пучки энергии и подобно ручейкам сбегаться к глазам, чтобы истечь одним мощным лучом. Он поднял голову и посмотрел пану Зигмунду в глаза. Тот вздрогнул.

– Чертово отродье! Так вот какой сюрприз припас мне проклятый граф!

Их взгляды схлестнулись. Заряд энергии пана, напоминающий тонкий лучик, просто утонул в мощном луче Яна. Зигмунд закричал:

– Не смотри так! Ты делаешь мне больно. Я не выдержу. Я не могу больше. Сердце!..

Он вскочил с кресла и тут же рухнул на пол. Ян бессильно уронил руки: опять! Что же он опять наделал? Так недолго и в нелюдя обратиться. Не для того ему Божий дар ниспослан, чтобы людей убивать. Он слишком поздно сообразил, что у пана в самом деле просто больное сердце. Кто бы мог подумать!

Матильда не видела глаз Яна, стоящего к ней спиной, но она видела ужас в глазах своего мучителя, боль, перекосившую его лицо; страх, лишавший сил и всяческого самообладания, передался и ей, – она вскрикнула и потеряла сознание.

– Очнитесь, барышня, очнитесь! – Ян развязал Матильду и теперь хлопал её по щекам, пытаясь привести в чувство.

У кресла, на котором сидел пан, он заметил кувшин с вином, разжал девушке зубы и влил вино в рот. Она судорожно глотнула, закашлялась и пришла в себя.

– Вы кто? – спросила Матильда.

– Посланник графа Головина. Он ждёт вас.

– Что с паном Беком? – Матильда показала на скорчившегося на полу Зигмунда.

Ян не успел ответить. Во дворе послышался конский топот. Они выглянули в окно. Около десятка всадников под предводительством седого, богато одетого мужчины спешивались и отводили лошадей к конюшне. В одном из них Ян узнал панского охранника Миклоша.

– Быстрее! – он схватил за руку Матильду и потащил за собой. – Объясняться некогда: придется поверить на слово: я – ваш друг.

Они побежали по коридору к зеленой комнате. Приехавшие всадники уже вбежали в замок, и их шаги раздавались на парадной лестнице. Ян нашел нужную книгу, просто сбросил её на пол и крутнул колесо. Как медленно движется стена! Он подтолкнул к проему Матильду и уже шагнул сам, как услышал позади себя голос:

– Повернись, пся крев, я не привык стрелять в спину!

Ян обернулся. Пожилой приезжий держал на изготовку револьвер. Они встретились глазами.

– Георгий! – изумленно вскричал незнакомец, опуская оружие. Этих нескольких секунд хватило Яну, чтобы проскользнуть в ставший совсем узким стенной проем. Уже спускаясь по ступенькам за Матильдой, он сообразил: так звали его отца.

Глава тринадцатая

– Что же нам с ним делать? – проговорил Аренский, склоняясь над поручиком, которому Ольга растирала посиневшие от веревок руки.

– Думаю, пока лучше отвести его в сарай, – предложила Ольга, – а потом попросить у Петра бутылочку самогона, за неимением спирта, чтобы протереть поручику лицо.

– У сарае – холодно. Може… – начал было Пётр.

– Нет, не может, – твердо сказал Аренский. – Мы не должны подвергать опасности твою семью. Да и не только семью. Всё село. Бандиты вернутся с подмогой, и тогда вас ничего не спасёт.

Пётр печально покачал головой:

– А як же вы?

– Мы… У нас тачанка. Нам бы только корма для коней. Поможете?

– Подсобим! – повеселел Нечипоренко, словно свалил с плеч тяжелую ношу.

Они осторожно погрузили поручика в тачанку: тот всё ещё был без сознания.

– Езжайте без меня, – махнул им Василий, – я пешком приду.

Циркачи, и с ними Катерина, уехали. Аренский обратился к Петру.

– Что с убитыми будем делать?

– Э-э… – Пётр поскрёб затылок и махнул рукой. – Не май трывоги, поховаем сами.

– Часть оружия мы заберём, – решил хозяйственный Василий, – теперь, когда у нас есть транспорт… Пара полушубков не помешает – поручик раздет; да и вдруг где в лесу или в поле заночуем.

– Звисно, у дорози усе потрибно.

Между тем тачанка остановилась на минутку у дома Катерины, откуда она вынесла кусок белого материала, и наконец въехала в знакомый двор. Осторожно сняли раненого и внесли в сарай. Катерина споро насыпала соломы, подстелила коврик из циркового реквизита. Прибежала Любава Нечипоренко, принесла из материнских запасов четвертушку самогона и протянула Катерине.

– Мамка каже, удосталь чи ни?

– Доволи, кажи мамке спасыби. Любава скосила глаз на поручика.

– Иды, – поторопила её Катерина, – це не гарна картина.

Девочка разочарованно вздохнула и пошла со двора.

Катерина развернула белый лоскут, оказавшийся простыней, и стала рвать его на полосы.

– Чому ты думаешь, шо у його зломаны рёбра? – спросила она Ольгу, продолжая начатый по дороге разговор. Они незаметно для себя перешли на "ты", породненные первым боевым крещением.

– Он стонет и вздрагивает, когда мы к ним прикасаемся.