Ваша честь

— в конце концов, я знала, что мужчины прежде тоже носили корсеты, только в другое время.

Чулки. Шерстяные. Тоже на веревочках. Не подвязками же их крепить, а до поясов тут не додумались. Холодно мне точно не будет, вот жарко — да.

Рубашка. Длинная! Я поморщилась. Очень длинная, чуть ли не до колен, придется ее подворачивать. Из довольно толстой ткани, похожей на лен или плотный хлопок. Жилет

— плотный, стеганый, на крючках. И все, кроме рубашки, в сдержанно -коричневых тонах. Какой-то джедайский орден. Нет эмоций, есть покой. Тьфу.

Ботинки мой гость, кто бы он ни был, тоже положил на кровать. Не новые, совсем не новые, но, может быть, это к лучшему, решила я, переборов брезгливость. Обувь тут шили, не разбирая, где право, где лево, и новые ботинки из такой толстой кожи должны были стереть мне ноги минут через пять. А в этих, я надеялась, можно будет нормально ходить.

Мужская одежда была рассчитана на то, чтобы человек мог одеться сам. Рубашка, трусы, штаны, чулки... миллион завязочек. Жилет с парой десятков крючков, пришитых через каждые два сантиметра, если не полтора — у меня под конец кончики пальцев заныли. Куртка — в кармане оказались еще и перчатки, и тоже ношеные. Ботинки. А и вот шапка — с непокрытой головой тут не ходили. Нечто среднее между шляпой и кепкой и должно смотреться весьма по-дурацки, и чувствовать я себя буду тоже по-дурацки, потому что терпеть не могла надевать что-то помимо обычной шапки -бини или спортивной повязки.

Последнее, что я сделала, это сунула в карман куртки драгоценности и кинжальчик. Искать зеркало, чтобы убедиться, насколько я похожа на мальчика, я не стала. Увы, не было никакой записки — я обыскала всю кровать, залезла везде, куда дотянулась, и ничего. Значит, подумала я, меня будут ждать в том самом доме. Найду я его или нет?

Но сначала мне нужно было покинуть дом этот.

Глава восемнадцатая

Времени прошло много, и в любой момент могла явиться Кристабель. Глухая и немая, но, черт возьми, здесь все врут как дышат. Я решительно выдернула простыню, несколько подушек и свернула из них подобие лежащей в постели меня. Чтобы было совсем правдоподобно, я подпихнула туда же платье так, чтобы оно торчало, будто я в нем лежу, и бросила возле кровати туфли.

Потом я подошла и постучала в дверь.

Тишина.

Я постучала снова. То, что никто не явился сию же минуту, мне было на руку. Дверь открывалась наружу, спрятаться за ней я не могла, поэтому просто придвинула столик, присела — в очередной раз зашипев от боли в ноге — и принялась ждать.

Я явно поторопилась. Я встала, снова присела, прислушалась и только тогда услышала шаги. Сердце у меня колотилось: действовать нужно было быстро, осторожно и нагло одновременно. За дверью могли стоять слуги, а значит, мне необходимо было выйти настолько быстро и уверенно, чтобы если кто-то что-то и понял, то какое-то время не знал, как поступить.

В замке заскрипел ключ и дверь открылась.

Кристабель вошла с подносом с едой и сразу направилась к столу. Я не стала рассиживаться, поднялась, и. на собственное счастье я не была такой неуклюжей, чтобы свернуть столик ко всем чертям, и вышла из комнаты с гордо поднятой головой.

И в коридоре никого не было. Совсем никого — может быть, слуги разбежались, или я теперь была госпожой и никому не было дела до моих приказов, или еще сотня причин, над которыми я не стала задумываться. Все шло легко и просто, и последней глупостью в жизни было бы это усложнять почем зря.

И все-таки насколько проще было с моей ногой передвигаться в мужской одежде!

Слугу, занятого, похоже, уборкой, я увидела только внизу. Он равнодушно посмотрел на меня, я же не удостоила его даже взглядом и вышла на улицу, толкнув дверь.

Здравствуй, вонючая донельзя свобода! Ты же должна кружить голову определенно другими запахами!

Быстро, пока меня не хватились, я направилась к дому, где пряталась Федерика. Идти надо было кругами, конечно, но на круги у меня не хватало знаний города. Один дом я, правда, рискнула обойти, держа на виду приметный шпиль не то храма, не то пожарной каланчи. Потом я сделала вид, что рассматриваю лотки торговцев, и убедилась, что если за мной и следят, то я все равно их не вижу. Замалчивание проблемы ее не решит, но, по крайней мере, от этого станет как -то спокойнее.

Через квартал я осознала, что заблудилась, и помощи мне просить было не у кого. Все спешили по своим делам, никто не смотрел на прихрамывающего паренька, я вытерла пот

— в мужской одежде было намного жарче — и заметила водовоза.

У меня не было денег, но зато были драгоценности.

— Эй, любезный! — крикнула я. — Подвези-ка меня в Утренний Храм. Видишь, нога у меня калечная.

— А что дашь? — хмуро спросил водовоз, пока я забиралась на телегу. Мое нахальство его не удивило — может быть, тут было нормой жизни ездить на горбу простолюдинов.

— Вот, — и я вытащила простенькое колечко. — Но за дорогу этого много, поэтому ты мне еще доплатишь.

— Откуда это у тебя? — прищурился водовоз, но лошадь хлестнул. — Обнес дамочку? Ишь, какой прыткий, а теперь грехи замаливать? Ну-ну.