Я встала, схватившись предусмотрительно за перила, и, волоча за собой плащ, спустилась вниз. Первый раз судья заговорил со мной в доме и не о деле. Я молчала, рассматривая то свои ботинки, то его сапоги.
— Я проклинал барона Нелиссена, — ровным голосом начал читать мораль мой шеф, — за вас и за то, что я согласился на эту невероятную авантюру. Ваши эти. замечания, — поморщился он, а я вздохнула. Да, надо было держать язык за зубами, тогда бы мне не грозило оказаться на улице без крыши над головой. Какая разница, казалось бы, но — зима близко. — Но я к ним прислушался, знаете ли.
Я вздрогнула. Как пощечина — и слишком внезапно.
— Интересно выходит, — продолжал судья. Он кривил губы, хмурил брови, но был почему-то спокоен. — Игнорировать. хм, явных виновников. Я несколько дней думал над тем случаем со скамьей. У вас есть соображения по этому поводу? Изложите?
Что бы я ни сказала, хуже не будет, решила я. Сгорел сарай. а так и начинались все большие пожары. Кто-то считал, что хватит и хаты, а огонь перекидывался на округу — аппетиты у него неумеренные.
— Возможно, это действительно был несчастный случай, — негромко ответила я, не поднимая головы. Потом подумала — а почему, собственно, и, выпрямившись, взглянула графу ван Агтерену в глаза. — Но если нет? Жена, кто-то из гостей, кто-то из родственников толкнул потер... трактирщика, например? У всех этих людей может иметься мотив, в отличие от скамейки.
В глазах судьи я ничего не могла прочитать. Не тот это человек, чтобы быть для меня открытой книгой. Он сверлил меня взглядом и ждал, что веселого я ему еще поведаю. Возможно, это и вправду его забавляло, и был повод потом посмеяться над моими словами в кругу почтенных членов королевского суда.
— Скамейка, как и любой неоду... — я проворно прикусила язык. Я намылилась в дебри
— объект и субъект, орудие и остальное. Надо проще — хотя бы пока. А лучше вообще будет заткнуться. — Видите ли, господин королевский судья, либо трактирщик был неосторожен сам и споткнулся, либо кто-то убил его таким образом. Ведь виновником все равно признают предмет, на который он налетел, так? И это все знают?
Судья молчал. Я ждала. Надо было объяснить еще раз, может, понятнее, но если он выйдет из себя? Пока он слушает, а не оставляет след сапога на моих штанах пониже спины.
— Или вот доктор, — решилась я, держа в памяти сарай и хату. — Он приказал провести процедуру, а выполнял ее другой человек, и если бы ошибся цирюльник, если бы у него дрогнула рука, — надо проще, — то девушка истекла бы кровью, а вины доктора в этом бы не было все равно. — Интересно, что с доктором, кстати, и ты хоть знак какой -то подай, дорогой коллега, понимаешь, что я тебе говорю, или все со свистом влетает в одно ухо и тут же покидает твой не приученный к причинно-следственным связям мозг? — А свиньи? Когда нужно было проверить, кто из двух женщин мог содержать эту свинью, у кого есть помещение и запас корма?..
— Достаточно, — оборвал меня судья. — Я слушаю вас и понимаю, что то, что вы говорите — резонно. Но когда пытаюсь разобраться в ваших словах — у меня ничего не выходит. Пойдем.
Пойдем так пойдем. Мог бы указать прямо на входную дверь, это было бы логичное решение. А что он собирается сделать в своем кабинете? Может, дать мне немного денег? Ой, как это было бы кстати. Но вероятнее — все же плетей. Я тебя прикормил, я тебя и убью, здесь все банально.
Граф ван Агтерен самолично запер за нами дверь. Именно запер, на ключ. Или он намеревался меня прикончить, чтобы я не позорила его седины, или дать мне столько денег, что мне хватит на безбедную старость. Или он рассчитывал усадить меня писать ему по памяти учебники по уголовному и гражданскому процессу, и последнее меня бы устроило, но лишь за почасовую оплату.
— Думаю, у нас будет время разобрать это все. — сказал судья, глядя куда -то в сторону. Я посмотрела туда же и не увидела ничего, что могло бы привлечь внимание: столик, какие-то безделушки, на стене оленья башка, траченая сытой молью: предок «упоротой лисы», вздохнула я. — Все прежние дела, может, и будущие. Загадка, сплошная загадка,
— пробормотал судья, а потом соизволил наконец посмотреть на меня. — Одного только я не могу понять, откуда в вашей юной головке такие странные мысли, милая госпожа?..
Он знает?.. Я сделала шаг назад, потом еще один, выронив плащ. Затем подумала — почему бы и нет, это многое объясняет. Например, то, что я еще не лежу на скамье с голой спиной и меня пока что не лупят.
— Г осподин короле...
Я наткнулась на стул и села. Все-таки я графиня, так что теперь мне любым этикетом позволено взять и сесть.
— Вы думали, барон скроет от меня это? — пожал плечами судья. Он был спокоен — это пугало. — Ну что вы. Он же себе не враг. — А вот и большая политика, как я скучала. — Я ему кое-чем был обязан. Мало ли, что могло бы вас выдать, а я обещал барону, что помогу вам, если что. Как вас по-настоящему зовут?