Ваша С.К.

       Раду резво бросился в прихожую. Косичка била по его тонкой спине, точно волчий хвост. Светлана беззвучно расхохоталась и вернулась к себе. Перед шкафом она уже стояла бледная и серьезная — платье должно быть цвета крови. Она не Снегурочка, чтобы ледяной саван носить.

Глава 40 "Да будет воля Твоя!"

       Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли — наставляла сама себя Светлана, в который раз проводя вспотевшими ладонями вдоль бедер, плотно затянутых платьем. Спокойствие не снизошло c небес и не поднялось с глубин человеческой души, и Светлана начала пересчитывать декоративные пуговицы, спускавшиеся от дрожащей груди по всему малинового цвета платью до вчерашних красных сапожек. На двадцатой пуговице княжна сбилась и принялась нервно поправлять белый пояс, которым до невозможного утянула талию: быть может, из-за этого пояска Светлана и не смогла съесть предложенный дядей Ваней пирожок и ограничилась лишь чашкой иван-чая, заваренного, кажется, уже во всех имеющихся в доме емкостях.

       Руки в узких рукавах с трудом сгибались в локтях, зато белые кружевные манжеты прекрасно скрывали рассеченное утром запястье, а белый отложной воротничок с кружевным жабо в свой черед — серебряное колье. Убрать волосы Светлана не успела, поэтому они свободной косой спускались вдоль спины до самого пояса.

       Еще раз выдохнув и снова вдохнув, княжна подняла кулачок, чтобы постучать, и только сейчас заметила, что не затворила за собой дверь. Чуть толкнув ее, Светлана протиснулась в образовавшуюся щель. На глаз ничего не изменилось с ее ухода, и она поспешила заглянуть в спальню: и действительно граф фон Крок продолжал спать в той же позе, в которой она его и оставила. Только, пожалуй, цвет портьер стал ярче под натиском лучей заходящего солнца. Перед ней расцвел целый розовый сад! Где за бутонами прятались острые шипы — но она готова к боли!

       Светлана вздрогнула и, осторожно ступая, на носочках дошла до кровати, которую оставила незаправленной. Исправив утреннюю оплошность, княжна сняла с плеча тонкую цепочку и бросила на покрывало свою простенькую прямоугольную сумочку. Присев на самый край, Светлана принялась ждать заката и пробуждения трансильванца. И смерти.

       — Дура! — процедила она сквозь зубы, почувствовав в глазах неприятную резь. Сказала то ли себе, то ли непрошенной слезинке.

       В сумке лежала врученная ей вчера тетрадь. Князь Мирослав решил скоротать день в своем кабинете, но проститься с дочерью не вышел, а оставил рукопись у дяди Вани, и вот теперь княжна принялась перечитывать то, что было навеяно журналисту некоторыми реальными событиями годовалой давности, кои он имел счастье не видеть лично, а лишь слышал в смелой интерпретации Федора Алексеевича, который умел развлечь литературную публику всякими небылицами, когда той надоедала княгиня Мария.

       — Светлана, вы плачете?

       Граф фон Крок присел на кровать, возложил руку Светлане на голову и притянул к себе. Княжна не сопротивлялась даже для вида — ухватилась за кружево его сорочки и продолжила всхлипывать. Только когда рука соскользнула ей на спину, княжна, вздрогнув от холода, отстранилась от трансильванца и вытерла рукавом глаза — благо нынче, перед смертью, она не испортила природную красу никакими женскими средствами.

       — Это от смеха, — сказала она и захлопнула тетрадку, которая лежала у нее на коленях. — Простите, я зачиталась и не заметила, как вы проснулись. И заодно простите, что я была так неосмотрительна, что не закрыла дверь номера на замок, когда уходила утром.

       Светлана спрятала тетрадь.

       — Да, — она вдруг покраснела, а пальцы, сжимавшие дамскую сумочку, побелели. — И вот за это простите меня, дуру…

       Граф проследил за взглядом княжны и улыбнулся во весь рот, в котором спрятались два острых клыка, когда увидел на своей руке кровавые письмена.

       — А если я заплачу от смеха, вы меня обнимите? — спросил он уже без всякой улыбки.

       — Нет! — резко сказала княжна и вскочила с кровати, выронив сумочку. — Я уже попросила прощения и сказала, что дура. Этого недостаточно?

       Глаза ее продолжали блестеть от недавних слез, и граф испугался, что его прекрасная гостья снова заплачет.

       — Простите меня великодушно, Светлана! — он тоже встал. — Но боже ж ты мой, мне до безумия жаль, что я не смог проснуться и хоть одним глазком посмотреть, как вы это писали. Вы, надеюсь, не стояли передо мной на коленях?

       Светлана вспыхнула еще больше и прижала стиснутые пальцы к груди в надежде скрыть и унять волнение.

       — И ещё… — тянул трансильванец каждый звук, — мне жаль, что вы никого не любите… Это неправильно.

       — Нет, отчего же! — выкрикнула Светлана и тут же растерянно покосилась на дверь. — Я себя люблю. Я же вам, мёртвым, подражаю, а вы никого, кроме себя, не любите, ведь так? Не надо отвечать! — прошептала она. — Пусть я умру в неведении…

       — Вы собрались умирать? — голос вампира дрогнул.

       — Да, — у княжны дрожали даже плечи. — Вы же сами напророчили мне смерть, — она протянула ему ладонь и тут же сжала пальцы в кулак. — Мне будет жаль, если моя смерть действительно принесет кому-то горе…