Ваша С.К.

Черные бусины вороньих глаз буравили графа фон Крока, и тот почувствовал спиной неприятный жар. Ворон выплюнул тонкий журнал, пару раз поперебирал лапками по резной спинке кресла и наконец бросился вниз, чтобы подняться с пола уже в человечьем обличье. Взъерошенные вороньи перья превратились в растрепанные черные кудри. Федор Алексеевич ловко откинул их с лица. Вместо привычной тройки — желтая рубаха с идущей по вороту богатой вышивкой и светлые шаровары, спрятанные в красные сафьяновые сапоги с загнутыми носами, украшенными каменьями. Облик завершал расстегнутый светлый кафтан, длиной до колена, с янтарными пуговицами, щедро украшенный золотом и жемчугами.

— Доброй ночи, Фридрих! — Федор Алексеевич не поклонился. — Вы уж простите, что без приглашения да еще через окно…

Светлана рванулась к прадеду и спрятала лицо в жёлтую рубаху, но Басманов тотчас отстранил внучку и вытер с ее лица слезы тыльной стороной ладони, потому как пальцы его пуще обычного были унизаны перстнями с крупными камнями.

— Моя рубаха не носовой платок, — достаточно сухо сказал гость. — Терпеть не могу, когда бабы портят одежду. К тому же, я прилетел не утешать, а убедиться, что ты добралась живой. Даже не переоделся после окропления святой водой протезов Игорушки. Сорвался, лишь получил от Сергея телеграмму…

Светлана еще сильнее прижалась к нему, и Басманову пришлось хорошенько встряхнуть правнучку.

— Всыпать тебя надо по первое число! Что за самоуправство?! Носятся с ней как с писаной торбой, а она… Хоть бы подумала, что сотворит Мирослав с нашим Аристоном, случись с тобой в полете беда! На себя плевать, так о людях подумай!

Федор Алексеевич оттолкнул Светлану и поднял с пола журнал, чтобы протянуть графу.

— Вот, глядите! Княжеское творение — детский журнал «Мирок». Как раз номер с «Белой березой»… Надеюсь, Светлана успела познакомить вас с Сереженькиным творчеством. Он — мой протеже. Жаль, побоялся под своим именем печататься. Да, знаете, такое поветрие модное…. Своим именем можно только под глупостями подписываться. Верно говорю?

Когда граф так и не протянул руки, Федор Алексеевич положил журнал на стол и зло воззрился на Светлану, которая продолжала тихо всхлипывать, но уже на краю дивана.

— Не познакомила… — Басманов сел в кресло и закинул ногу на ногу. — Знаете, Фридрих, чем мне не нравится наш двадцатый век — повсеместным эгоцентризмом. Представляете, даже мы, упыри, заразились этой чумой. Вот послушайте: Молодая, с чувственным оскалом, я с тобой не нежен и не груб. Расскажи мне, скольких ты ласкала? Сколько рук ты помнишь? Сколько губ? Есенин писал это о простой бабе, но княгиня уверена, что это про нее! Про ее темное прошлое… — расхохотался Федор Алексеевич совсем дико, точно ворон раскаркался. — А Мария у нас теперь образчик невинности, за сиротами военными ходит, словно мать… Да увечным протезы справляет… Вот Мирослав и попросил Серёженьку пока не печатать сей опус, дабы не вносить разлад в только-только окрепшую семью князей Кровавых… Ох, негоже все на свой счет принимать, — покачал гость головой. — Так и до беды недалеко…

Федор Алексеевич усмехнулся, поднял с пола разметанные ветром бумаги, поставил на них пресс-папье и добавил:

— Также неблагоразумно оставлять важные бумаги у открытого окна. Впрочем, могу вас успокоить — вы все ещё не женились на Светлане даже по законам русичей.

Казалось, прошла вечность, пока граф разлепил темные губы и едва слышно произнес:

— Я попросил бы вас объясниться…

— А что вам непонятно, Фридрих? — грозно перебил его Басманов. — Вы, право, хуже младенца… Неужели думаете, что украсть жизнь и невинность девушки — достаточно для того, чтобы стать ее мужем? — Басманов продолжал гадко ухмыляться, нагло усевшись теперь на край письменного стола, совсем как три года назад в холодном сером номере «Астории».

— А что я должен ещё сделать? — уже вновь громко осведомился хозяин замка.

— Для чего, граф? — Басманов барабанил пальцами по столу. — Вы же только что вымаливали у моей правнучки подпись…

— Я задал вопрос, Федор Алексеевич! — перебил его граф. — И хочу получить ответ.

— Показать отцу невесты силу богатырскую да удаль молодецкую! — нараспев отозвался Басманов и еще удобнее устроился на столе, закинув на него ногу, чтобы отряхнуть от дорожной пыли дорогой сапог.

— Благодарю за ответ, — Фридрих шагнул к столу. — Надеюсь, князь не шибко занят детским журналом, чтобы отказаться принять гостя?

— Вы это серьёзно, граф? — расхохотался Басманов. — Я есть единственный законный родственник Светланы, но пытать вашу дурь я не стану. Она и без того прет из вас, как из прыщавого отрока! Чем правнучка моя может доказать свое благочестие? А ничем… Так что только честный бой может решить, была верна вам жена или согрешила. Коль победите вы, то правда ваша и вы рогоносец, коль победу одержу я, то вы возвели на нее напраслину… Только бой наш не принесет вам пользы. На чьей бы стороне ни оказалась правда, вы в проигрыше… Верно говорю?

— И все равно я хочу драться! — выступил вперед граф. — И если умру, то умру с восстановленной честью.