Ваша С.К.

— Вам какой перстень больше нравится? — Федор Алексеевич протянул графу обе руки. — Выбирайте… Я бы выбрал алмаз — он укрощает гнев и сластолюбие, хотя нам больше подходит рубин — он очищает кровь. Или же изумруд — от всякой нечистоты помогает. Однако спешу заметить про поверье: говорят, коли мужем или женой овладевает похоть, камень трескается — так это все враки. Агат хотите? Правда, с ним змеи и скорпионы вам в руки не дадутся.

— Такое количество перстней вам не мешает? — перебил нетерпеливо граф. — На всех пальцах носите, да ещё и не по одному…

— Теперь мешают, отвык… Мода такая была при дворе. Многие из этих перстней — подарки того, ради которого я живота не щадил… Царь мой очень ценил «Сказание о двенадцати драгоценных камнях» Епифания и любил похвастаться богатством перед заморскими послами. Да, сапфир я вам не предлагаю — ваш перстень лучше, подарите его Светлане… Вам он все равно не помогает. А свой я себе хочу оставить, а то тоже нервы ни к черту… Ну, выбирайте уже! Родниться так родниться до конца.

 Граф наклонил голову на бок и зло посмотрел на Федора Алексеевича:

— Я не с вами родниться собирался…

— Ой, да бросьте… Бросьте оправдываться! Верю я в вашу любовь. Это меня для виду женили, чтобы я с царской семьёй породнился. Семья моя потому под опалу и не попала, оба сына спокойно выросли — я их, правда, и не думал обращать… Я и при жизни-то мало ими занимался, все о Руси радел, да, как оказалось, плохо… Правда, на них мужская линия и прервалась, осталась внучка, за князя одного выдали, я за их родом и следил все четыре столетия. Мария не верила, когда говорил ей, что смерть Светлане при родах грозит. Все жениха среди людей искала… Пришлось самому озаботиться…

Федор Алексеевич снял с пальца перстень с рубином и вложил в графскую ладонь.

— Почему вы выбрали меня? — спокойно спросил Фридрих, надевая перстень.

— Я вас не выбирал. Это там, — Басманов ткнул пальцем в высокий потолок, — вас выбрали. Ох, надеялся… Надеялся, что сманите девку любовью… А вы благородным оказались! И ревнивым, как выяснилось. Приревновать бессмертную к смертному — это очень сильно любить надо. Смешно-то как, комедийно… Впрочем, история с Сергеем тоже смешна — смертный заботится о бессмертной, но что поделать… Послушайте, Фридрих, Светлана все еще очень и очень смертная… Она совершенно не чувствует приближения рассвета, может проснуться днем, а иногда ее не добудиться ночью. Она может не чувствовать голода по нескольку дней, а потом у нее нет сил добраться до источника крови… Мне постоянно приходилось забирать ее к рассвету из больницы, потому что она могла остаться на весь день с ранеными. Я следил за ней постоянно, приставляя к ней сопровождающих. Я вам все это рассказываю не для того, чтобы напугать. Просто она как младенец — ее беречь следует, она не способна выжить самостоятельно.

Басманов выдохнул и хлопнул в ладоши.

— Ох, как же я перепугался, получив от Сергея телеграмму. Она ведь и летать-то толком не умеет, сколько я ее ни учил. Не понимаю, как она добралась к вам в замок — наверное, крылья ее любви сильнее ее куцей вампирской природы.

Тут Басманов заметил среди доспехов лютню и сдернул со стены.

— Вы уж простите мне жуткую игру, граф, но раз гитары нет, а песня на язык просится…

И Федор Алексеевич заиграл простенький мотивчик.

— Где ты, голубка родная? Помнишь ли ты обо мне? Так же ль, как я, изнывая, плачешь в ночной тишине… Плачешь ли так же в ночной тишине…

— Простите…

В арсенальную ворвался Раду.

— Светлана сбежала, — выдохнул он, ничуть не удивившись, что застал сражающихся за песней.

Глава 54 "Пьяный трезвого не разумеет"

— Вы орлом умеете обращаться? — спросил Федор Алексеевич, и когда граф отрицательно мотнул головой, добавил: — Летучие мыши слепые, а что у вас со слухом? Сможете шелест голубиных крыльев уловить?

Накинув камзол прямо на голое тело, Фридрих выпрыгнул из башни, но через час вернулся ни с чем. Басманов все так же сидел на диване, но уже плакал. Граф машинально бросил ему кружевной платок и только потом заметил пустой графин без кровавого шампанского и лежащую на боку открытую и явно тоже пустую фляжку.

— Граф, а вы сами-то когда-нибудь плачете? — спросил Федор Алексеевич, утирая слезы. — Или только доводите до слез других?

— Вы что-нибудь придумали или только…

Граф махнул рукой на столик. Басманов перестал плакать и укрыл графин платком. Затем закинул ногу на ногу и вальяжно развалился на диване.

— У вас волшебный платок, — улыбнулся княжеский секретарь. — Право, это все ваше шампанское… Я после смерти ни разу не плакал. Ваш полет, как погляжу, не помог вашему горю?

— Федор Алексеевич, вы меня поражаете!

Фридрих с остервенением дернул вниз полы камзола, борясь с непреодолимым желанием схватить графин и запустить им в черноокого красавца, спокойно перебирающего янтарные пуговицы.

— А что вы хотите? — отозвался гость, расстегнув на кафтане последнюю. — Чтобы и я тоже наматывал круги вокруг вашего замка? Поверьте, у меня крылья отваливаются. Попробуйте сами махнуть отсюда в Питер…