Ваша С.К.

Граф покорно кивнул, продолжая сидеть на земле. Федор Алексеевич хлопнул калиткой, в два прыжка одолел церковный двор и вбежал на крыльцо. Дверь оказалась запертой. Он поднял глаза: и окна затворены. Упырь подтянулся на руках и ступил на деревянный выступ, с которого смог заглянуть внутрь церкви: пусто. Спрыгнул вниз и побежал к часовне. Здесь дверь оказалась открытой, но внутри опять было пусто. Федор оглядел свечи — ни одной горящей, святая вода в купели тоже не тронута. Он хотел было выйти, но против воли схватил новую свечку, чиркнул ногтем и зажёг. Постояв немного в темноте часовни с зажженной свечкой в руке, Басманов шагнул к Богородице, поставил свечку и занёс руку для крестного знамения, но, одумавшись, просто поклонился в пояс и поцеловал икону. По телу мертвого тут же прокатилась волна дрожи, а на глазах выступили слезы. Упырь попятился к выходу и вывалился во двор, в спешке даже не затворив дверей часовни.

За оградой Фридрих фон Крок шевелил губами, не сводя затуманенного слезой взгляда с силуэта креста, вырисовывавшегося на фоне тёмного безлунного неба.

— Есть поблизости другая церковь?

Граф вздрогнул от вопроса упыря, хотя и заметил его приближение.

— Католическая только, — ответил вампир, медленно поднимаясь с колен.

— Нет, туда она точно не пойдёт. А православное кладбище, кроме этого церковного, имеется?

Граф опять отрицательно мотнул головой и снова взглянул в небо.

— Через час начнет светать. Давайте проверим замок. Вдруг Раду вернулся.

— Да вон же он… — прошептал Басманов за спиной графа и тут же расхохотался в полный голос. — Нет, ну вы поглядите… Бабы, да будь они неладны!

Фридрих обернулся и замер. По тропинке шли двое: Светлана в серой рубахе по колено и Аксинья, вовсе без рубахи, зато с косой, конец которой был привязан к ошейнику, но не волк вел русалку, а она тащили его волоком за собой.

— Прекратите смеяться, Федор Алексеевич! — крикнула возмущенная Светлана. — Я впервые наслаждаюсь тишиной… Тишиной… Никто не стреляет. Разве это не прекрасно?

Фридрих вздрогнул, поняв, что вопрос предназначался ему, а не замолчавшему, как и просили, упырю.

— Здесь всегда так тихо, — отозвался он и опустил глаза к понурому волку. Записка по-прежнему была привязана к ошейнику. — Вы пошли прогуляться?

— Да… Я давно не гуляла в лесу, не была на озере… Мне казалось, что война везде. А у вас здесь ее нет и впомине.

В словах Светланы графу послышалась горечь: его будто обвинили в дезертирстве.

— Ну, мы пойдём, — послышался хрипловатый шепот Басманова. — У вас есть час… На семейную вражду!

Фридрих подтянул к себе волка и вытащил записку, подцепил ногтем узел и развернул лист, чтобы протянуть Светлане, но замер: под его выведенной чернилами фразой «Я вас люблю» было аккуратно подписано кровью «Ваша С.К.»

Фридрих вскинул глаза на бесстрастное бледное лицо жены, потом перевёл взгляд обратно к записке, свернул ее и сунул в карман камзола, следя за тем, как Светлана трёт своё рассеченное ногтем запястье.

— Вы оставили нож в книге… — проговорил граф ещё более хрипло, чем до того Басманов.

— Я не трогала ни ножа, ни ваших книг…

И то верно — он давно не читал Тютчева и, должно быть, оставил нож между страниц, когда вскрывал последнее фронтовое письмо.

— Я просто гуляла. Я вспомнила, что у меня была ещё одна мечта — чтобы война закончилась. На мгновение я даже поверила, что везде теперь так тихо, как в ваших горах.

— Увы, Светлана… — граф отвернулся и только сейчас заметил, что они остались одни. — Велите им вернуться! Я не снял с Раду ошейник! Он не сможет принять человеческое обличье…

— Я не думаю, что ему это нужно. Он самолично накинул себе на шею хомут, украв Аксинью.

— Она поехала за ним сама.

— В сундуке и связанная? Я знаю правду! Стерпится, слюбится — это не для русской души. Отпустите ее к родному озеру. Ей здесь плохо.

Граф молчал.

— Пусть ваш Раду бежит за ней… А не держит на цепи ее.

— Раду любит Аксинью, что касается самой русалки… — Фридрих осекся. — Право, не наше дело… Вы останетесь со мной? Или я не заслужил ни одного лишнего дня?

Светлана потупилась.

— Скоро рассвет. Один день я буду вынуждена провести с вами, а потом… Я, кажется, уже насладилась миром и тишиной.

Фридрих схватил жену за руку и молча надел ей на палец свой перстень с сапфиром. Светлана так же без слов сжала пальцы в кулак и завела руку за спину, чтобы граф не смог ее поцеловать.

— Счастье на чужих костях не строят, — подняла она на мужа безумно яркие глаза. — Не пришло еще наше время.

 Даже лен рубахи не колыхался от свежего утреннего ветерка — все замерло от страшных слов графини фон Крок.

— Помните, Фридрих, я вам про нашего художника рассказывала, Рериха… — неожиданно скороговоркой начала Светлана. — Так вот … Они все сейчас плакаты рисуют для поддержки фронта… Отец все свои лубки достал, передал им, чтобы изучали… Вы вот журнала еще «Лукоморье» не видели, а в нем… Авторы дух армии поднимают, стихи на манер былины складывают… Богатырями воинов наших выводят… Ну, а немцев… Вы уж простите… Врагов они теперь змеем трехглавым изображают…