Ваша С.К.

       Не найдя никого в гостиной, граф фон Крок вступил в столовую и, снова никого не увидев, даже успел обрадоваться, что сможет уйти из Фонтанного дома незамеченным. Но увы, звезды на светлом петербургском небе в эту белую ночь для него не сошлись: в передней у столика, напротив зеркала, неподвижно стояла княгиня Мария и отражалась в нем, отчего бедного трансильванского вампира аж бросило в дрожь. И он несколько тяжелых секунд не мог отвести глаз от отражения, хотя его нисколько не интересовала ни сама упырша, ни, уж тем более, узкая лиловая юбка со шлейфом, ни, тем паче, бирюзовая кофта, пышные рукава которой были собранные на узком запястье и заканчивались воздушными кружевами. Его интересовал лишь сам научный факт отражения в зеркале бездушного существа.

       Однако попросить хотя бы самого простого объяснения данному непростому феномену граф не смел по совершенно уж простой причине: в руках княгини, затянутых в белые перчатки с открытыми пальцами, дрожала сумочку. Собранные наверх волосы венчала шляпка с цветами. Так вот, эта шляпка тоже дрожала, как и тонкая шея, обернутая в жемчуга. Да, во всем зеркальном отражении именно шея манила вампира больше всего и против его воли, лишая дара речи. Он нервничал, как и хозяйка этого дома.

       Сумев наконец напомнить себе, что в жилах прекрасной дамы течет холодная кровь, граф отвёл взгляд от зеркала и перевёл его на хозяина дома. Князь в простой рубахе выглядел схуднувшим богатырем, и графу фон Кроку на мгновение показалось, что у них с князем желанная цель-то одна — шея в жемчугах. Только у князя Кровавого, в отличие от него, чесались не клыки, а пальцы. И потому тот сжимал их в кулаках.

       — С понедельника я останусь дома на весь пост, — спокойно сказала княгиня. — И даже буду голодать. И, будь покоен, князь, тебе нечем будет меня попрекнуть. А сейчас я намерена уйти. И ты…

       Она вдруг чуть повернула голову в сторону двери, точно только сейчас заметила графа фон Крока и господина Грабана. Но ведь это было не так, так как оба стояли напротив нее.

       — И ты сохранишь лицо перед нашими дорогими гостями: не станешь удерживать меня дома силой, будь же ты ещё тысячу лет неладен!

       Граф поклонился, заодно с князем приняв пожелание на своей счет. Княгиня едва заметно кивнула. Князь продолжал стоять в позе рассвирепевшего вепря.

       — In vino veritas! — поклонилась княгиня ещё раз и, шагнув за порог, так хлопнула дверью, что под высоким потолком закачалась люстра.

       Из-под стола тут же выпрыгнул домовой и простер к небесам руки. Остальные не двинулись с места и так же благоговейно молчали, слушая дребезжание хрустальных сосулек, как до того речь прекрасной княгини Марии.

       — Раз сразу не упала, то уже и не упадет! — заключил весело домовой и глянул на хозяина, а потом метнул быстрый взгляд на гостей.

       Князь тоже взглянул на графа.

       — Вы что-то хотели спросить, любезный?

       Трансильванец окончательно стушевался и даже потупился.

       — Да так… — выдал он против воли, хоть и решил молчать. — Не могу разобрать, чем здесь пахнет?

       — Так полынью, чай! — хохотнул домовой. — Ей матушкой! Во спасение живых еще душ…

       Но тут же под тяжелым взглядом хозяина Фонтанного дома втянул голову в плечи.

       — Духами и туманами, — выдал князь Мирослав сурово. — Вы, граф, вижу совсем не разбираетесь в запахах…

       Граф сконфузился ещё больше и даже до крови прокусил язык, понимая, что прикусить его требовалось ранее и открыть рот лишь для задуманного прощания в положенный час или минуту.

       — Туманы тоже пахнут по-разному, — продолжал между тем князь, вернув взгляд на то место, где недавно стояла его супруга. — В зависимости от времени суток. Утренние туманы в моем доме пахнут вином. Зачастую хлебным… Так вы чего-то хотели?

       Князь снова смотрел на графа. Тот — на него. И оба молчали.

       — Проститься, — ответил за графа господин Грабан, и тот тяжело выдохнул, выражая тем самым оборотню безмерную благодарность за выход из щекотливой ситуации. — Мы хотели бы уйти…

       — Не присев на дорожку? — встрепенулся домовой и указал трансильванским гостям на диван под картиной, на которой ничего не было нарисовано или же было — одно большое черное пятно.

       Другими словами, ночь. Темная. Почти что трансильванская. И от картины вдруг повеяло невыносимой тоской по дому. Для Раду Грабана. Так как граф фон Крок не заметил приглашения, потому что смотрел в окно на отъезжающий экипаж княгини Марии. Вернее, на пару зебр, которые были в него впряжены.

       — Моя супруга любит эпатаж. Вы, как погляжу, тоже, — и заметив растерянный взгляд графа, князь тут же добавил: — Ваш наряд…

       И смолк, не закончив фразы. Только глаз не отвел. Так бы они и играли друг с другом в гляделки, если бы между ними не вынырнул домовой с подносом, на котором стояло две стопки. То ли от вида спиртного, то ли от серебра, из которого был выкован поднос, граф отпрыгнул от окна к двери, зацепив рукой и плащом несчастного худосочного оборотня.

       — Батюшки светы! — ахнул домовой. — Фу ты, ну ты… Вы только подумайте, какие мы нежные!