— Сладкоголосым Лелем для княжны вы еще можете стать. Но остерегитесь становиться Мизгирём — пощады от Федора Алексеевича не будет.
— Да замолчи ты, полоумная девка! — вскочила со стула княгиня и тут же снова упала на него. — Не слушайте ее, граф. Волос долог, да ум короток.
— У кого он долог? — обернулась уже от рояля русалка, тряхнув своими жалкими косичками. — У меня?
Княгиня вновь поднялась и принялась вытаскивать из растрепанной прически шпильку за шпилькой, пока все волосы не коснулись пола.
— Играй, дура!
Граф увидел острые клыки, блеснувшие между коралловых губ княгини, когда та обернулась к нему, держащему заветную книгу у груди.
— Язычество нашей семье ближе, — сказала Мария в голос. — Так что мы быстро приобщим вас к русской культуре — читать, читать и ещё раз читать, как завещал великий и ужасный князь Мирослав Кровавый. Да что ты не играешь?! — рванулась она к роялю, но обернулась, проследив за взглядом русалки.
В дверях стояла Светлана — как была, в грубом платье и босиком, только уже без телогрейки домового.
— Граф, вы ведь танцуете венгерские танцы? — уставилась княгиня на трансильванца и бросила, не оборачиваясь к русалке: — Играй для нас чардаш!
Олечка Марципанова взяла первый аккорд. Несмело. Голос графа тоже дрогнул.
— Чардаш — это слишком вульгарно для меня, — сухо отозвался он и сел на стул, на котором до этого спасалась от дрожи в ногах хозяйка дома.
— Да неужто! — передёрнула плечами княгиня, глядя поверх головы гостя на дочь. — И это я слышу из уст вампира? Вам сколько лет-то, граф?
— Триста.
— Совсем мальчик, а уже устали от жизни? Я вот через двести лет только ее почувствовала! Подойди к нам, Светлана! Составишь графу фон Кроку партию.
Граф вскочил со стула раньше, чем княжна выдохнула:
— Матушка…
— Светлане подобные танцы точно ни к чему!
Княгиня испепелила возмущенного трансильванца адским взглядом.
— Позвольте мне самой решать, что дозволено моей дочери, а что — нет! — Мария шарахнула по корпусу рояля ладонью с такой силой, что Олечке Марципановой пришлось ловить крышку. — Лучше надорвите эту чёртову рубаху по швам! В ней танцевать невозможно!
— Матушка…
— Не смей мне перечить!
Пианистка не убирала рук с крышки, и рояль не пострадал от очередной вспышки княжеского гнева.
— Я требую, граф, чтобы вы танцевали с моей Светланой! — Мария все сильнее щурилась от сумеречного света, который начал проникать сквозь портьеры. — Я хочу своими глазами видеть, что в ваших руках моя дочь в безопасности… Рвите ей подол! Я требую!
— Не спорьте с пьяной бабой! — одними лишь губами проговорила Олечка Марципанова и отскочила от рояля.
Княгиня рванулась за ней, но замерла у стула, решив, что иначе следующий шаг она закончит на полу.
— Не спорьте с матушкой! — княжна тоже говорила с графом одними губами, и он сделал шаг к дверям, в которых бледная Светлана до сих пор стояла, теперь уже протягивая ему подол бабкиного платья.
Он уже видел ее босые ноги по самые коленки и опустился к ним, дрожа всем телом, ухватился за ткань зубами и рванул на себя — в ушах к скрежету клыков добавился треск гнилых ниток. Граф поднимался с колен, не чувствуя собственных ног, и протянул княжне дрожащую руку, а когда почувствовал в ладони ее горячие пальцы, обернулся к княгине:
— Она же едва ходит. Что же вы за мать такая?
Дико улыбаясь, Мария махнула рукой:
— Не может ходить, пусть танцует…
Ее чёрные глаза вспыхнули еще большей злобой, чем когда она глядела на стенографистку. Граф отвернулся от них к растерянным светлым глазам живой девушки:
— Вы научите меня шагам? — улыбнулся он, сильнее сжимая руку княжны, чтобы согреть или самому согреться.
— Что может быть проще? — отозвалась Светлана дрожащим голосом. — Надо кверху поднять глаза и запрыгать… Ну, как козел. Так Федор Алексеевич говорит. Я предпочитаю танцевать падепатинер — для него рубаха не помеха. Обещайте не смотреть мне на ноги, обещайте…
— Обещаю.
И граф обернулся к роялю, чтобы узреть русую макушку русалки, склонившейся над клавишами. Они начали танец, и граф не смог сдержать обещание, все смотрел на мелькавшие в разрезе платья розовые коленки. Он видел княжну обнаженной во сне и наяву на поляне у озера, припавшую к мертвому волку. Но сейчас, этот крохотный полукруг коленки манил его даже больше обнаженной груди. Музыка все скакала и скакала, отскакивая от стен и барабанных перепонок вампира. Когда же княгиня устанет от этой безумной какофонии? Когда?
— Ступай к себе, Светлана!
Крик княгини перекрыл музыку, которая тут же стихла, и вместе с княжной из комнаты выскочила и русалка. А граф остался стоять с протянутой рукой, не в силах сжать пальцы, будто его ладони все ещё касалась тёплая кожа княжны.
— Вы увлеклись, граф…
Он обернулся к развалившейся на стуле княгине, половину лица которой скрывали теперь чёрные волны волос.
— В этом танце положено меняться партнёрами…
— Вы хотите танцевать? — с лёгким поклоном осведомился он.
— Видите ж, что нет… — расхохоталась княгиня. — Вы уж извините моё любопытство, но это вы только моей дочери в глаза смотреть боитесь или всем женщинам?