Ваша С.К.

       — Простите, княгиня, такого больше не повторится.

       — Да, да, держите свои клыки втянутыми, если не желаете расстаться со своей свободой или с жизнью, — улыбнулась княгиня. — Впрочем, в случае Светланы, я даже не знаю, какой из вариантов предпочтителен. Я вот совсем не горю желанием с вами породниться. Знаете, мы, русские, за два столетия как-то немного устали быть под немцами. Последние полвека Русь-матушка стонет совсем не от удовольствия, и терпение ее на пределе, — и Мария снова дико расхохоталась.

       Граф вскинул голову — кажется, в бокале княгини была не простая кровь, а с градусом.

       — Да, я малость отвлеклась на политику, — проговорила хозяйка Фонтанного дома снова довольно зло. — Вернёмся к любви. Целую вечность в ваших объятьях я своей дочери не желаю…

       Да, она явно пьяна не на шутку. In vino veritas — самое время узнать, что творится в этой темной голове! И граф сказал тихо:

       — У меня только фамилия немецкая, да и то не совсем. «Крок» в голландском языке означает локон.

       — У вас нет локонов… — уставилась на него исподлобья растрепанная хозяйка Фонтанного дома.

       — Значит, у предков были, — снисходительно улыбнулся граф.

       — Допустим… — и Мария снова расхохоталась. — А у наших царей наоборот — только фамилия русская… Пока наши императрицы учили русский язык, мы учили немецкий, поэтому я прекрасно читаю ваши мысли, любезный граф. У нее в спальне не только полынь, но и распятие имеется. Чесночка желаете? Так и этого добра у нас найдётся.

       Граф с трудом сдержал улыбку, вспоминая чесночное ожерелье княжны.

       — Простите, княгиня, я никогда не злоупотреблял ничьим гостеприимством и не собираюсь делать этого впредь. Я дал слово князю и не отступлю от него.

       — Нет, нет… Я не пойду наперекор желанию мужа … Роль Леля для моей дочери вы можете играть, сколько вашей мёртвой душе угодно. Светлана действительно холодна, как Снегурочка. Отец ее так настроил. А я хочу, чтобы она влюбилась…

       — В меня? — уже без всякой игры опешил граф.

       Княгиня снова хохотала и даже била себя по дёргающейся под юбками ноге.

       — Да Боже упаси! Нет, конечно, не в вас… Не будет у неё в мужьях кровососа! Никогда! Но в какого-нибудь иностранца она обязана влюбиться. И уехать отсюда, подальше от всего этого сброда.

       Княгиня поднялась, держась за спинку стула, и чуть не опрокинула его вместе с собой.

       — Поверьте, граф, я бы ни в смерть не попросила вас о подобной услуге, но таких обворожительных иностранцев у нас редко встретишь. Просто покажите, что вы лучше любого русского… Я очень боюсь, что кто-то из них просто захочет породниться с нами, очень боюсь… И заставит ее в себя влюбиться. Я хочу, чтобы моя дочь жила и в один день умерла… Старухой. Понимаете?

       Граф кивнул.

       — Вы уедете, и она вас забудет, — продолжала княгиня уже довольно ровно.

       — Отчего такая уверенность?

       Графу показалось даже, что он вспыхнул, но княгиня все равно не смотрела на вопрошающего, чертя носком туфли круги на паркете.

       — Я позабочусь об этом.

       — А что прикажете делать с моей памятью?

       Наконец Мария подняла на него огромные глаза и выдала растерянно:

       — Вы уже влюбились, да? Могла бы догадаться… Ну не в коленки же вы кусаете? Да не смотрите на меня так! Наши армянские упыри предпочитают пятки. Что с них возьмёшь, не так давно с Арарата слезли, а у вас там тоже Карпаты под боком… Так кто же вас, трансильванцев, знает, — она звонко расхохоталась, но вдруг осеклась и проговорила глухо: — Не смейте! Моя дочь должна жить. Как человек.

       Княгиня медленно направилась к потайной дверце, но на эстраде запнулась и, придержав себя у стены рукой, обернулась к гостю.

       — И ни слова князю в целях вашей же собственной безопасности, — и она приложила тонкий палец к ярким губам. — И о Басманове не забывайте. Особенно о нем… Тут наша дура права…

       Ни один мускул на лице графа не дрогнул. Быть может, он и не может читать мысли княгини, но у него достаточно опыта общения с женщинами, чтобы сделать правильные предположения по поводу мотивов откровенности пьяной матери.

Глава 30 "Княжна в шляпке и Смерть в готическом плаще"

       Жалование в Фонтанном доме получало только трое живых людей: дядя Ваня да конюх с кухаркой. Последние были мужем и женой. К тому же немые, что и следовало ожидать от прислуги не совсем живых и довольно словоохотливых хозяев. Дворника многие посетители Фонтанного дома считали досадным исключением из этого разумного правила, но не сами хозяева Фонтанного дома, которые тоже единственные в городе растили живую дочь. Он и его поганая метла из омелы, по завету предков князя Мирослава по отцовской линии, мирила в Фонтанном доме самых непримиримых врагов!