Ваша жизнь больше не прекрасна

Другую многочисленную группу возглавил знаменитый рок-музыкант, что явилось неожиданностью, потому что представляли ее пенсионеры и молодые коммунисты. Эти считали, что дворец нужно выкрасить в багровые или кирпично-красные тона, каким он был во времена революции. Тем более что при вкусах нынешней элиты он наверняка получится не песочным, а именно розовым и дополнит ряд гламурненьких памятников. «Я против любого гламура», — заявил присоединившийся к ним кинорежиссер из дворян, автор популярного физиологического сериала «Исповедь беременной проститутки». Не считаться с этой наиболее агрессивной частью электората было нельзя, но и особой поддержки у нее не было.

Самая значительная часть обывателей не желала перемен вообще, нынешний лазурный или зеленый цвет их вполне устраивал. Он соответствовал их настроению и привычке, пожелание сводилось лишь к тому, чтобы сделать его менее ядовитым. Главный аргумент этой группы состоял в том, что зеленый цвет нравился их детям.

В общем, гражданская акция обещала быть насыщенной содержанием и принести удовлетворение всем участникам. Уже принято было решение придать дворцу песочно-персиковый цвет, и фирма «Русские краски» получила заказ, который держался в секрете. Но тут на сцену вышли не прописанные в сценарии силы, «храбрые мозгляки», как именовал их Иван Трофимович, которые, в свою очередь, тоже делились на группы, и каждая из них была особым образом неприятна автору постановки.

В ходе выработки плана завтрашних действий для меня постепенно стала проясняться остроумная связь между футурологией и плебисцитом, которая до того мучила своей неопределенностью.

Будущее всегда виртуально. Тонизирующим эффектом правильно приготовленного будущего научились пользоваться еще коммунисты. Но нынешняя эпоха внесла существенные дополнения в этот рецепт.

Информационные каналы, которые открылись во времена Великой Перетерки и несколько лет специализировались на развенчании и угрюмой правде, изменились, как меняются с годами люди. Раньше революционером не был только подлец, теперь только дурак продолжал размахивать флагом. Разобрав прошлое, как нищие разбирают помойку, и не найдя в нем ни одной пригодной для человека и достойной его вещи, люди и сами почувствовали себя осрамленными: как же они прожили на этой помойке, почитай, всю жизнь? Психика нуждалась в отдыхе и положительных эмоциях. Отныне беспристрастные аналитики, перехватив у ниспровергателей ухмылку глумливости, выстраивали цифры и факты по подсказке своего патриотического сердца. Им верили. Сознаться в том, что страна вновь оказалась на обочине, не позволяли себе даже самые мужественные. Анаболик свободы, принятый в неумеренных дозах, развинтил организм, о ней вспоминали с тоской. Между тем перемены были налицо, заря будущего била из-под ног.

Физические силы человека, допустим, почти беспредельны, но психологический порог терпения есть даже у каторжника со стажем. И он ждет весеннего просвета в небе, дарового березового сока, передышки в лазарете или выигранного в карты пайка. Короче, всем хотелось верить.

Однако народ уже привык к непреодолимым трудностям, и это тоже приходилось учитывать. К тому же, ужасы, катастрофы и тотальная коррупция повышали значимость личного комфорта. Поэтому не только желтая, но даже и чиновная и патриотическая пресса продолжала «кошмарить» население. К позднему завтраку спешно готовились новости об угнанных пиратами судах, сгоревших заживо инвалидах, взорванных домах и взятых под стражу министрах. Из подземелья на глазах у телезрителей выводили освобожденных рабов и тут же сообщали о тысячах ненайденных заложников. Утром из аптек исчезали инсулин и корвалол, но уже к обеду те появлялись вновь по указу президента или губернатора.

Это рождало уверенность в том, что жуликоватая и опасная по сути своей жизнь, тем не менее, просматривается сверху до самых мелочей, до ресничного шевеления какого-нибудь затрапезного киллера, и, если выстрел предотвратить нельзя, справедливость все же не остается внакладе. Оборотни в шинелях и растерянные чиновники покорно показывали телезрителям пальцы, которые светились порошком от помеченных купюр. Преступников обычно на следующий день после отбытия роли отпускали, но об этом СМИ уже не сообщали: чувство народного возмездия временно было удовлетворено, а саму историю забывали наутро, как вчерашний детектив.

Контраст между страхом исчезновения и почти уже добытым благополучием пробуждал чувства сентиментальной преданности жизни как таковой. Утром в новостной программе показывали старушку, похоронившую мужа и семерых детей. Сотрудники МЧС вносили ее в первую в ее жизни квартиру, она плакала и сбивчиво цитировала слова старого гимна. На новоселье один из президентов подарил ей кровать, поскольку последние пятьдесят лет блокадница спала на сундуке.