…Зиньковский оказался прав – никто не стал с ним разбираться. Впрочем, как и с остальными обитателями тюрьмы. Фронт был уже близко, и хотя если до Полтавы канонада ещё не долетала, но зато слухи доносились. И не самые утешительные. То казаки Шкуро прорвались и прошлись по тылам, то банда атамана Ангела подожгла неподалёку село и перевешала всех активистов и большевиков, то взбунтовался какой-то полк и перешёл к белым. Может, врали, а может, и правда. В общем, судя по шуму на улицах, город готовился к штурму. И в первую же ночь арестанты услышали выстрелы. На следующую ночь – тоже. А третья ночь стала последней уже для обитателей их камеры.
Вызвали не всех, а примерно половину – человек двенадцать. Как и предполагал Лёва, расстрельная команда состояла из десяти стрелков. Но лопаты дали не всем арестантам, а только Лёве и ещё троим, поздоровее. Остальные стояли и ждали у свеженасыпанной могилы, видимо, похороненных в прошлую ночь. Лёва копал, и пообщаться с ним не было никакой возможности. Сергей даже не понял вначале, что произошло, услышал только, когда Зиньковский внезапно крикнул:
– Братва, бей конвоиров, помирать – так с музыкой! – И он тут же рассёк своей лопатой голову ближайшего красноармейца.
Но его призыву последовали не все. Ещё один арестант с лопатой, здоровый мужик с бородой, видать, бывший купец, тоже свалил одного солдата. А двое других просто присели и прикрыли головы руками, побросав лопаты. Зато сразу трое красноармейцев моментально наставили на приговорённых к расстрелу винтовки и лихорадочно передёргивали затворы. Остальные конвоиры замешкались по причине того, что их товарищи перекрывали им сектор обстрела. В следующий миг на них набросились приговорённые к смерти, которые понимали, что у них появился шанс выжить.
Хорошо, что у расстрельщиков к винтовкам не были примкнуты штыки – шансов выжить в ближнем бою в этом случае не было бы совсем. Но винтовка – не пистолет, в упор стрелять неудобно, а если нападают сбоку или сзади – пока развернёшься, да пока прицелишься. В общем, «мосинки» превратились в дубины, и расстрельная команда вынуждена была не стрелять, а бить.
Моментально выяснилось, что те, кто привык стрелять, тем более стрелять в безоружных, воевать не умели. Для того, чтобы расстреливать людей, нужны не меткость или хорошее владение оружием – для этого нужны совсем другие качества. В том числе и некоторая тупость. Сергей назвал бы это отмороженностью. Ведь эти люди каждую ночь убивали других людей, убивали хладнокровно, буднично, словно выполняя какую-то рутинную работу. И у них не было ни угрызений совести, ни жалости к тем, кого они лишали жизни, ни раскаяния, ни сострадания. Ну, как будто не людей они предавали смерти, а каких-то насекомых. Тараканов или мух. Прихлопнули десяток – и потом следующие.
Так что арестантам повезло, что им противостояли обыкновенные палачи. Таких потом назовут вертухаями. Они умели только хорошо убивать. Но убивать, как мясник убивает на бойне свинью, когда жертва стоит неподвижно и ждёт смерти. А если жертва вдруг сама становится палачом и норовит принести бывшего палача в жертву, вот тут часто те, кто только что готов был убить, разом теряются. И неспособны даже себя толком защитить.
Несколько человек из расстрельной команды успели выстрелить. И двое арестантов упали, раненые или убитые. Но остальные жертвы навалились на своих палачей, и пошла схватка не на жизнь, а на смерть.
Сергей атаковал конвоира самым первым. Как только он увидел, что ближайший из красноармейцев целится в Зиньковского, он резко стартанул и в прыжке ударом ноги сбил того с ног. Винтовка брякнулась на землю, но поднимать её времени не было – Сергей тут же переключился на следующего стрелка. Тот выстрелил, но промахнулся. Лёва с лопатой наперевес прыгнул в его сторону, но не успел – Сергей ударом ноги в голову послал мазилу в нокаут. И тут же рукой отбил направленную в его сторону винтовку третьего конвоира, а потом кулаком в челюсть выключил свет и ему.
А дальше уже некого было «выключать» – по кладбищу катались, рыча и матерясь, клубки тел. Ещё одного из расстрельной команды, который разбил прикладом голову тому самому Сеньке-Жмоту, что ругался с Лёвой в камере, Зиньковский буквально лишил головы. Он одним прыжком подскочил к палачу и лопатой рубанул того по шее. Потом кивнул Сергею:
– Всё, хлопец, делаем аллюр три креста! Уносим ноги!
…Всё это пронеслось в его голове стремительным калейдоскопом. Как будто фильм на убыстрёнке прокрутил, где в главной роли – он сам. Если бы кто сказал год назад Сергею, что он будет скакать на коне в далёком прошлом рядом с будущим легендарным помощником Махно Лёвой Задовым, который и не Задов вовсе, он счёл бы это шуткой, каким-то розыгрышем. Но вот который месяц он находится в этом самом далёком прошлом – и всё никак не может привыкнуть, что это всерьёз. Что вокруг реально гибнут люди, и что его точно так же могут убить.
– Так шо, хлопец, расскажешь мне про себя или как?