Ваше Величество Госпожа Рабыня

— Нет, майор — сразу! Получишь и сразу наденешь! Это приказ! А то, видите ли, когда "пойду объясняться с Люмбаго", - передразнил полковник, — а о том, что вдруг ему первому захочется "объясниться" с тобой, ты об этом подумал? Ведь сам же уверяешь, что он не в своём уме!

Отдав приказ, Зубов, словно спохватившись, что собирается идти на поводу у майора, открыл ящик письменного стола, рассеянно в нём покопался и, этим нехитрым действием будто бы разрешив многие мучительные сомнения, продолжил:

— Да… дела… и всё-таки, майор, не убедил… бредовая версия… совершенно бредовая… но игнорировать не имею права. Значит, так: сначала — Долгов. Свяжись с ним и уж, будь добр, как хочешь, но получи показания — ну, что Николай Иванович в понедельник вечером действительно был у него. И именно в то время, когда Долгов разговаривал с музыкантом! Ведь это же единственное — хотя, конечно, и косвенное — подтверждение твоего бреда. Вернее — может им стать. В том случае — если подтвердится. А то, понимаешь ли, "я уверен" — прямо, как гадалка по телевизору… вообще-то, Геннадий Ильич, с твоими фантазиями гнать бы тебя в три шеи, но… да, прежде чем ехать к Долгову — обязательно надень бронежилет! Кстати, ты с ним как собираешься разговаривать — лично или по телефону?

— Как, Андрей Сергеевич, получится. Долгов — это же персона будь здоров! Как его сиятельство соизволит.

— Всё ёрничаешь, Геннадий Ильич, а между прочим учти: без показаний Долгова я буду считать, что относительно Николая Ивановича тебе всё приснилось! И это, майор, ещё в лучшем случае. Нет… Люмбаго, Люмбаго… всё-таки, Геннадий Ильич, никак в голове не укладывается: прокурор — убийца… хотя… если слетел с катушек… так что — после Долгова — свяжись с Кандинским. Конечно, если Долгов подтвердит. А если нет — пеняй майор на себя! При первом удобном случае я тебе подброшу что-нибудь такое гнусное хозяйственно-финансовое — станут сниться не голенькие официанточки, а бухгалтерские книги! Чтобы впредь научился держать при себе свои очернительские фантазии! Разбрюзжался, Геннадий Ильич, прости… однако, знатный сюрпризец… ладно, чёрт с ним! Люмбаго, так Люмбаго! Действуй, майор!

Разница между сном и явью стёрлась для Николая Ивановича уже в четверг — через два дня после начала кризиса, когда усиливающиеся год от года параноидальные мессианские мотивы вдруг, будто расщепившись, освободили скрытую до того шизоидную компоненту его психоза. И душа распалась на две страдающие половины. Прежде, когда он знал "одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть", его душа не страдала. Напротив, постоянно одержимая какой-нибудь идеей — неотвратимости наказания, построения светлого будущего, полного искоренения преступности, борьбы с враждебной идеологией и, наконец, спасения России от всемирного масонского заговора — его душа, что называется, парила в облаках. Но… две пули выпущенные им лично в спину Бутова — и слом, разрыв, катастрофа!

(Вот если бы в девяносто восьмом году Бутова удалось отдать на растерзание уголовникам — тогда да! Тогда ликующая душа Люмбаго испытала бы не примитивный животный оргазм, а чистое блаженство, ангельский восторг! Увы, этого не случилось, и "вытесненное" в совершенно невероятном количестве "либидо" ударило, как говорится, в голову — донельзя обострив идею спасения России от дьявольского заговора. И ничего удивительного, что Бутов, избегший возмездия за свои отвратительные извращения, сделался в глазах Николая Ивановича жутко опасным, подлежащим уничтожению масонским агентом.)

Вообще-то, со стороны может показаться, что спасение России и ликвидация одного ничтожного извращенца вещи абсолютно несоизмеримые, но материалистическая диалектика, которую, впрочем, он знал также плохо, как и Священное Писание, научила Николая Ивановича видеть все события в их истинной, указанной начальством, взаимосвязи; и когда в конце восьмидесятых, начале девяностых некоторые из видных партийных идеологов заговорили о масонских мерзостях, Люмбаго сразу уверовал, что все беды России, начиная с татаро-монгольского нашествия, происходят от них, от мечтающих её погубить масонов: ну, а пристегнуть сюда Бутова — это уже его собственное творческое развитие принципов материалистической диалектики.