Ваше Величество Госпожа Рабыня

(Чёрт! Откуда? Он ещё сам очень далёк от окончательного решения, а тут — будьте любезны! Уже женили! Или соседка? Марья Сергеевна? Которая в его отсутствии кормит Барсика? Заметив, что Лидочка осталась у него ночевать в "неурочное" время, дала волю своей фантазии? И, кажется, с кем-то из их конторы эта патологическая сплетница хорошо знакома? Ну, если так…)

— Кто, кто… сорока на хвосте… "бабский телефон" знаете, как работает?.. лучше любого Интернета! Так что, Геннадий Ильич — разве не правда?

Брызгалов задумался: с одной стороны ему очень не хотелось огорчать Зиночку, а с другой… сколько же, пользуясь влюблённостью в него Озяйкиной, можно играть в свои жестокие игры? Якобы добродушно её шпыняя, по сути — пытать надеждой? Ведь самоутверждение на причиняемых тобой страданиях — это и есть самый натуральный, ничем неприкрытый садизм! Да в сравнении с этой иезуитской пыткой бутовская плётка — невинная шалость! Ведь у Игоря-то Олеговича — добровольно! А у него? Зиночка влюблена, надеется, ждёт — а он сволочь?! Зная, что никогда на ней не женится, тем не менее постоянно подогревает её трепетные надежды! Одно слово — гад!

— Ох, уж эти женские языки… прости, Зиночка… не думал, что тебя это так заденет… ты же знаешь, с Лидией Николаевной у меня давно…

…слова подбирались с трудом — мешали раскаяние, стыд, злость как на самого себя, так и, увы, на Зиночку, — но объясниться было необходимо, и Брызгалов продолжал говорить, краснея и запинаясь будто шестнадцатилетний мальчишка:

— А насколько серьёзно… не знаю, Зиночка… похоже — серьёзно… но только жениться… честно скажу, пока не решил… это, наверно, Марья Сергеевна — соседка… как говорится, без меня меня женила… хотя… нет, не исключено… а вот поздравлять, Зиночка, рано… и вообще — с чем поздравлять?.. это ведь только вам женщинам кажется: была бы свадьба, а там хоть трава не расти… не всем, конечно, но большинству… подавляющему, я бы сказал, большинству… нас подавляющему — мужчин. Прости, Зиночка! Хотел пошутить, но чувствую, что несу какую-то обидную чушь… прости… вот так, Зинаида Яковлевна, стало быть, обстоят дела.

Кое-как дохромав до финиша, Геннадий Ильич зашуршал бумагами, Озяйкина устроилась за своим секретарским столиком — её глаза заволакивались слезами. Видя как больно ранили женщину его благие намерения, Брызгалов несколько по-иному взглянул на своё только что мелькнувшее в уме "самоедское" покаяние:

"Ох, уж эта жизнь! Опрокидывает любые схемы! Как же, "пытка надеждой" — жестоко, видите ли! А если женщина эту "пытку" готова сто крат предпочесть окончательной утрате иллюзий? Если это вообще для неё не пытка, а тоже — своеобразная эротическая игра? Да, немного болезненная, но в целом — приятная? Возбуждающая, волнующая и — главное! — дающая безграничный простор фантазии? Кто может поручиться, что Зиночка, в мечтах выстраивая с ним идеальную семейную жизнь, не жила этой жизнью куда полнее и ярче, чем это могло быть в самой распрекрасной действительности?"

Воздух в брызгаловском кабинете сгустился до такой степени, что мухи уже не могли летать и расселись по потолку и стенам, телефон не звонил, компьютер выдавал полную абракадабру, Зиночка, пытаясь сдерживать слёзы, хлюпала носиком в углу — словом, все признаки надвигающегося Конца Света и Страшного Суда. Если бы позволяло время, то Геннадий Ильич, борясь с этим вселенским ужасом, наверняка бы выпил бутылку водки — увы, время не позволяло: требовалось срочно звонить Долгову.

Разговор с умным, увёртливым экс-адвокатом сложился труднее, чем предполагал Брызгалов. Ни в коем случае не подозревая Люмбаго, Алексей Дмитриевич, тем не менее, отчаянно темнил: то ли в силу своей профессии, то ли просто из опасения случайно проговориться; не умея разгадать подоплёки следовательских вопросов, он имел к этому основания. Но всё же после двадцати минут взаимного телефонного "дипломатничания" Геннадий Ильич получил нужные сведения: да, двадцать восьмого в районе семнадцати часов Люмбаго заходил к нему в офис, да, долго не засиделся, ушёл минут через сорок, да, слышать его разговор с Сазоновым Николай Иванович мог… да, да, да — и в конце: а почему, Геннадий Ильич, это вас так интересует? Вы что, всех гостей моего юбилея собираетесь проверять столь тщательно? Так-таки — всех? Да, в этом случае вам не позавидуешь! Что ж, желаю удачи.

Закончив разговор, Брызгалов с каким-то надуманным поручением услал Зиночку в центральное управление — он сейчас не мог позволить себе роскоши смотреть в её отуманенные слезами глаза — и, прежде чем звонить полковнику, попробовал оценить сложившуюся на данный момент ситуацию.