Той зимой Вашингтон достиг значительных успехов в организации шпионской сети под своим личным руководством. Главная цель — Нью-Йорк; вскоре город был наводнен информаторами, смешавшимися с местными тори и выдававшими себя за людей, лояльных англичанам. Шпионам платили золотом, выжатым из Конгресса; драгоценные мешочки Вашингтон держал в своих вещах и берег как зеницу ока. Тактика применялась самая разная, включая дезинформацию и двойных агентов. Для передачи сведений они использовали книги — прятали донесения в их корешках, а с 1779 года писали их на полях или между строк обычных писем невидимыми чернилами, изобретенными врачом и химиком Джеймсом Джеймсом. Один из них однажды был пойман американцами как английский шпион. Вашингтон вовремя об этом узнал, и ценному агенту организовали побег. Другого шпиона, настоящего, пригласили на обед, и как бы случайно на глаза ему попались «секретные» бумаги, в которых численность Континентальной армии была сильно завышена. Уличенных английских лазутчиков отправляли исповедоваться к капеллану артиллеристов Александру Мак Уортеру, который должен был вызнать у них как можно больше, предлагая облегчить душу перед повешением.
Дельных офицеров по-прежнему было мало. В феврале Вашингтон получил письмо от Бенедикта Арнольда с просьбой об отставке — Конгресс обошел его при производстве в чины, не присвоив звания генерал-майора. Вашингтон отставку не принял и написал Конгрессу, пытаясь поправить дело: если раздавать чины по политическим мотивам, можно потерять как минимум двух-трех очень хороших командиров.
Сам он теперь сражался с кучей бумаг. С утра до вечера приходилось выслушивать просьбы и отвечать на письма соискателей различных должностей. Времени не хватало ни на что. Брату Сэмюэлу хотелось иметь его портрет, но позировать художнику было некогда: он вел огромную переписку с Конгрессом, властями разных штатов и прочими структурами. Джордж освоил «телеграфный стиль»: его письма были краткими, ясными и содержательными, без лишних слов. Большую часть этой работы он передоверил помощникам, однако всегда прочитывал написанное ими, правил черновики, добиваясь соответствия установленному им стандарту, так что в конце концов письма, составленные другими, перестали отличаться от его собственных. При этом Вашингтон остался педантом и аккуратистом: заставлял переписывать бумагу, если там была хоть одна помарка.
С 1 марта в штат помощников главнокомандующего был зачислен 22-летний артиллерист Александр Гамильтон, оказавшийся очень способным штабистом. В отличие от всех остальных членов свиты, он был незаконнорожденным и «пришлым» (родился на острове Невис, а юные годы провел на острове Санта-Крус), зато являлся таким же перфекционистом, как сам Вашингтон, и «думал и писал так же, как он». Гамильтон часто присутствовал на военных советах и был в курсе всех событий. Вашингтон, не обладавший способностью быстро принимать решения, использовал военные советы, чтобы рассмотреть вопрос со всех сторон и выбрать лучший из предложенных вариантов, а затем упорно воплощать его в жизнь. Критики он не боялся. «Я не умру, если услышу обвинения в действительных или мнимых ошибках», — сказал он как-то Джозефу Риду. Зато Гамильтон был нетерпим к человеческим слабостям и не умел сдерживать эмоций. Несмотря на всё свое обаяние, он был слишком горд и упрям. Вашингтона он глубоко уважал за храбрость, патриотизм и честность, но считал посредственным полководцем и придирчивым брюзгой.
Помощники генерала жили с ним под одной крышей. Писари работали в одной комнате, склонившись над небольшими деревянными столами, а главнокомандующий занимал небольшой кабинет рядом с ними. Утром он выходил полностью одетый, завтракал в их обществе, затем отбирал письма, требующие ответа, и сообщал, каким именно он должен быть. После этого устраивал смотр войскам и к полудню возвращался в штаб, к этому времени все письма должны были быть готовы. За обеденным столом собиралось до тридцати человек, сидевших по большей части на походных стульях. По возможности Вашингтон старался придать этим трапезам элегантность и аристократизм, как в былые времена в Маунт-Верноне: стол покрывали камчатной скатертью, раскладывали начищенные серебряные приборы с гербом Вашингтона, вино пили из серебряных кубков. Билли Ли в ливрее прислуживал хозяину. Один из адъютантов сидел рядом с Вашингтоном и помогал распределять еду и напитки. Трапезы длились часами, стол ломился от яств: подавали восемь — десять блюд из мяса и птицы с овощным гарниром, затем десерт — не меньше двух сладких пирогов и пудинг, а в завершение трапезы — яблоки и орехи. (В молодости Вашингтон любил за разговором щелкать орехи, но теперь был лишен этого удовольствия, так как часто страдал от воспаления десен.)