Вашингтон

С французами в Северной Америке сражалась регулярная английская армия при самой незначительной помощи со стороны местного ополчения. «Ополчение, — сардонически писал У. Бирд, — единственная постоянная военная сила в Вирджинии, и оно наслаждается благами бесконечного мира». В Лондоне получила хождение теория о том, что жители колоний просто не способны исполнять воинский долг. Теория эта оказалась поразительно живучей и впоследствии очень дорого обошлась Англии, ибо в нее поверили и английские генералы. В метрополии не видели, что «миролюбие» (которое, кстати, никак не проявлялось в кровавых расправах с индейцами) объяснялось более существенными причинами, колониальная верхушка смотрела глубже — в карман. Ни плантаторы Вирджинии, ни торговцы и банкиры Новой Англии не желали опустошать свои сундуки ради короны. А когда на карту были поставлены и их интересы, они внезапно почувствовали прилив патриотических чувств, ощутили себя подданными заморского короля, надеясь, что английское войско отгонит французов, защитив Британию и отстояв своекорыстные интересы колоний.

Если в Сент-Джеймсе по дальности расстояния могли принять патриотическую горячку колоний за желание субсидировать войну против Франции, то королевские губернаторы на местах давно расстались с иллюзиями на этот счет. Они постоянно сталкивались с практическими результатами применения в Америке хваленого английского самоуправления. Губернатор мог получить средства на сбор ополчения и ведение боевых действий только с согласия ассамблеи колонии. В почтенных собраниях заседали тертые люди, придерживавшиеся доктрины «мы слишком горды, чтобы подчиниться, слишком сильны, чтобы нас согнули в бараний рог, и слишком просвещенцы, чтобы не видеть последствий», к которым приведет безропотное повиновение, безразлично — британскому монарху или английскому парламенту.

«Правление наше так счастливо устроено, что губернатору нужно сначала перехитрить нас, и только потом он может угнетать нас. И даже если ему удастся выжать из нас деньги, он должен еще заслужить их», — шутил У. Бирд, описывая нравы Вирджинии в письме приятелю на Барбадосе. Губернаторам было не до шуток, некоторые из них умерли в должности, надорвавшись в спорах с ассамблеями, что посеяло за океаном законные сомнения в крепости короны.

Профессору (не президенту) Вудро Вильсону нельзя отказать в понимании отечественной истории страны. Его книга «Джордж Вашингтон» была, конечно, посредственной, но кое-какие наблюдения все же представляют ценность. К их числу относится анализ отношений Англии и колоний в преддверии нового вооруженного столкновения с Францией в середине XVIII столетия.

«Споры между имперской системой и независимостью колоний, — писал В. Вильсон, — наконец выдвинули на первый план ряд проблем, суть которых было трудно определить. Было очевидно, что сами колонии не объединятся, чтобы схватиться с французами и вышвырнуть их. Больше того, они не дадут ни людей, ни денег. Англия должна направить в Америку собственные армии, сражаться с Францией, как она делала в Европе, оплачивать военные расходы из своей казны, получая между тем от колоний лишь ту незначительную помощь, которую они сочтут возможным представить. Колонии тем временем будут пожинать плоды борьбы, научившись на собственном опыте, какие блага приносит эгоизм».

Все это прояснилось в тридцатые и сороковые годы XVIII века, когда Северная Америка прошла через редкую полосу неустойчивого мира. На эти два десятилетия пришлись детство и юность Джорджа Вашингтона.

* * *

Мэри Болл после Джорджа в быстрой последовательности родила еще пятерых детей. Хотя одна девочка умерла, Августин и во втором браке оказался многодетным отцом. Детьми занималась Мэри, супруг — делами. Вероятно, для Джорджа в раннем детстве отец представлялся фигурой загадочной — частые отлучки, иногда многомесячные — ему приходилось регулярно ездить в Англию. Радость встреч, томительное ожидание подарков, которые добрый и щедрый отец привозил детям из-за моря.

Когда Джорджу было три года, Августин перевез семью километров за семьдесят, на плантацию Хантинг-Крик, где она прожила около трех лет. Конечно, дом не имел ничего общего с позднейшей прославленной резиденцией Маунт-Вернон. Места раннего детства запали Джорджу на всю жизнь — холм, избранный Августином для сооружения дома, с которого открывался вид на величественный Потомак, достигавший здесь почти двухкилометровой ширины. В Хантинг-Крик жилось привольно и дышалось легко.