Ли и Гейтса назначили по личной рекомендации Вашингтона, который в глубине души сознавал их превосходство над собой. Они тоже его сознавали, и в отношениях между главнокомандующим и его заместителями сохранялся холодок. Уорд также затаил обиду, считая себя несправедливо обойденным. Филип Скайлер из рода голландских аристократов-эмигрантов, ровесник Вашингтона, имел с ним много общего: рано, в восемь лет, потерял отца; участвовал во Франко-индейской войне, командуя ротой; стал крупным помещиком в Саратоге, активно приобретая земли и рабов; его льнопрядильная фабрика была самой крупной в Америке, а по реке Гудзон ходили несколько построенных им шхун. Законы, ограничивающие торговлю, больно ударили по его карману. Аристократ до мозга костей, он не терпел панибратства с низшими. Наконец, старый (ему сравнялось 57 лет) вояка и масон Израэль Патнэм, о котором уже при жизни складывали легенды, бросил свою ферму и таверну, чтобы послужить делу свободы, и прославился новыми подвигами. Узнав о сражении при Лексингтоне, он проскакал 160 километров за восемь часов, чтобы предложить свои услуги патриотам, а при Банкер-Хилле произнес фразу, ставшую знаменитой: «Не стреляйте, ребята, пока не увидите белки их глаз». Свой в доску, добродушный и малограмотный Патнэм был популярен среди солдат, прозвавших его «старина Пат».
Напоследок скрупулезный Вашингтон написал капитанам милиционных рот из Виргинии, избравших его своим командиром, извещая их о том, что не сможет исполнять возложенные ими на него обязанности и прося непременно поддерживать в ротах дисциплину. Капитаны, сожалея о расставании со своим «главой, другом и достойным гражданином», поздравили его с назначением и поручили милости «Того, благодаря кому короли правят, а государи вершат правосудие, желая, чтобы все Ваши замыслы и деяния направлялись Его милостивым Провидением к
Двадцатого июня Вашингтон устроил смотр войскам, стоявшим в Филадельфии: три батальона, артиллерийская рота, отряд легкой кавалерии, несколько рот легкой пехоты, рейнджеров и стрелков — в общей сложности около двух тысяч человек — промаршировали перед главнокомандующим, а затем продемонстрировали ружейные приемы, стрельбы и перестроения. Утром 23-го генерал Вашингтон со своим адъютантом майором Миффлином и секретарем Джозефом Ридом, генералы Ли и Скайлер отправились в Массачусетс. Когда Вашингтон собирался сесть в седло, Миффлин подбежал и подержал ему стремя; толпа провожающих бурно приветствовала этот поступок. Многие члены Конгресса, в каретах и со слугами, явились пожелать генералам счастливого пути. Отряд легкой кавалерии и все офицеры городского ополчения верхом провожали их несколько миль.
Путь в Бостон лежал через Нью-Йорк, где до сих пор преобладали лоялисты. Даже Провинциальный конгресс вовсе не горел революционным пылом и как раз обсуждал план примирения с Великобританией. Город оказался между двух огней: в один день стало известно, что Вашингтон со свитой направляется к войскам и что в порт прибывает королевский губернатор Уильям Трайон, вернувшийся из Англии. Как принять с должным уважением одновременно и генерала, и губернатора? Навстречу Вашингтону отправили офицера, чтобы согласовать с ним план действий. Вашингтон, не желая испытывать судьбу (в Нью-Йорке на рейде стояло несколько военных кораблей), передал через Скайлера, что в девять утра, в час прибытия Трайона, будет в Ньюарке, куда и просит прислать уполномоченных лиц, чтобы посоветоваться о том, где безопаснее переправиться через Гудзон. К облегчению местных властей, Вашингтон прибыл с большим опережением, и торжественную встречу удалось устроить обоим. Генерала, в шляпе с плюмажем и с алым шарфом через плечо, встречали военным оркестром, парадом восьми рот в мундирах ополчения и бесчисленной толпой гражданских от мала до велика, явившихся на него поглазеть. «После полудня Вашингтон, Ли и Скайлер, три из первых генералов мятежников, назначенные Конгрессом командовать их армией (первые два следующие в Бостон, а последний — в Олбани, для подготовки экспедиции в Канаду), прибыли из Филадельфии и были размещены в доме Леонарда Лиспенарда, эсквайра, примерно в двух милях от города, — писал в своем дневнике судья Томас Джонс. — По такому случаю роты добровольцев, созданные в явно бунтарских целях, члены Провинциального конгресса, священники из нонконформистов и все вожаки и сторонники раздора и мятежа… ждали на берегу, чтобы встретить их по прибытии со стороны Джерси и препроводить к Лиспенарду, где они обедали, под несмолкаемые крики и возгласы бунтарской и мятежной толпы, а ближе к вечеру сопроводить в город таким же шумным и нелепым образом». Губернатор Трайон сошел на берег уже вечером, часов в восемь, и, по словам Джонса, та же самая толпа громко его приветствовала и проводила до временной резиденции. «Что за фарс! Проклятые лицемеры!»