Сильной рукой с короткими пальцами Аб погладил свежевыбритые, слегка синеватые щеки.
— Вовсе не глупо. — Он вздохнул и слегка улыбнулся. — Ваше счастье, что Чэндлер заинтересовался вами. Это удачно не только для вас, но и для нас: я боялся, что мы потеряем его.
Новый страх закрался в душу Фейс, и она спросила:
— Что вы хотите этим сказать?
— А вот что: представьте себя на месте Чэндлера, — начал Стоун, поворачиваясь в кресле. — Вы думаете, легко молодому человеку с блестящим будущим, работающему в крупной юридической фирме, вести такие дела?
Фейс обрадовалась уже тому, что он сказал «такие дела», а не «ваше дело». Куда легче вести разговор в общем, чем в личном плане. Ведь в конце концов не она одна очутилась между жерновами этой огромной и страшной машины, именуемой правительственным расследованием.
— Да, — тихо сказала она, — думаю, что не легко.
— Отнюдь не легко, — подтвердил Стоун. — Особенно, если учесть, что Чэндлер находится на пути к тому, чтобы стать полноправным компаньоном этой фирмы, и слывет человеком с незапятнанной репутацией.
— И все-таки берется вести наши дела. Почему же?
— Да потому, черт возьми, — взорвался Стоун, сжимая кулаки, — что надоедает человеку копаться в грязи! Не дела, а сущие мелочи: что стоит, например, оттягать нефтеносные районы у народа и передать их крупным корпорациям! Или выудить миллионы, полученные американским казначейством путем налогов на сверхприбыли, и вернуть их корпорациям! Или скрыть связи одной из крупнейших — будь она неладна — в нашей стране корпораций с нацистскими картелями! И вы думаете, что после такого рода дел честный человек может спокойно спать? Думаете, такая работа может осчастливить человека типа Чэндлера? Он берется за ваше дело, чтобы успокоить свою совесть, заставить ее молчать. Должно быть, так он себе это объясняет, а если нет, то он человек конченый.
— О! — только и могла вымолвить Фейс.
— И вас, наверно, удивляет, как он выпутывается, занимаясь столь сомнительной деятельностью? Я скажу вам как: его хозяев все это забавляет, и — что гораздо важнее — некоторый либерализм не испортит репутацию фирмы. Но пусть только положение осложнится! Тогда увидим, долго ли они потерпят этот либерализм. Придется Чэндлеру сделать выбор, — с таким же спокойствием и хладнокровием, с каким кассир отсчитывает несколько долларов! Судя по рассказам Дейна, хозяева забеспокоились. Вот почему я не был уверен, возьмется ли он за ваше дело, и так рад, что он все-таки взялся.
Фейс удивило, что Аб Стоун с таким раздражением говорит о Чэндлере. Должно быть, причиной тому атмосфера неуверенности и тревоги, которая царит в Вашингтоне. Каждый день новые беды, и конца им не видно.
— Да, но мы отвлеклись, — заметил Стоун. — А ведь вы хотели мне что-то рассказать. Выкладывайте.
— Не стоит, — ответила она вдруг так спокойно, что он не мог не заметить происшедшей в ней перемены, — право, не стоит. То, что я собиралась сказать вам, — сущий пустяк.
Он бросил на нее загадочный взгляд.
— Хорошо, детка. Но когда вы почувствуете во мне необходимость, я к вашим услугам. Только дайте знать.
Однако смутить ее ему не удалось.
— А если вы почувствуете необходимость во мне, я тоже к вашим услугам. Позвоните!
И она вышла, а он продолжал сидеть, поглаживая лицо сильными короткими пальцами.
Стоило Фейс переступить порог своей канцелярии, как она поняла, что никогда уже не будет чувствовать себя на работе так, как прежде. Казалось, прошли века с тех пор, как она, сгорая от нетерпения, ждала мистера Каннингема, чтобы рассказать ему о розовой повестке, — прошли века со времени грозы на Капитолийском холме и появления человека в замызганной панаме, вручившего ей повестку.
Взглянув на своих подруг — Марию и Эвелин, Фейс тотчас почувствовала, что на ее счет прохаживаются злобно и ядовито, как будто она родила незаконного ребенка. Впрочем, на лице Марии она все-таки заметила мимолетное сочувствие.
Обе девушки старательно печатали, когда Фейс, раздвинув качающиеся створки, вошла в комнату. И обе, как по команде, прекратили работу.
— Ох, Фейс, как мы по тебе соскучились! — воскликнула Мария.
— Ну, как ты себя чувствуешь в роли знаменитости? — спросила Эвелин со смесью любопытства и презрения.