Вася Конаков

— На «Каравелле» компании «Эр-Франс». Хороший самолет. Впрочем, наш «ТУ» ему не уступит.

Потом он начал рассказывать о Марокко. Страна поразила его, главным образом, своими контрастами. На одном полюсе роскошь и богатство, громадные отели, «эркондишен», на другом нищета, болезни, голод.

— Мы были делегацией, поэтому могли видеть только то, что показывали, но кое-что удалось уловить все-таки. Были в Марокко, Фесе, Касабланке, Марракеше. Видали живого султана.

— А что они там пьют? — перебил Петро.

— Кто?

— Ну, маракеши эти самые.

— Марокканцы то есть? Как и везде на Западе: богатые — коньяк и всякие там виски, бедные — дешевое вино или какую-нибудь гадость вроде самогона.

— А какую именно, не знаете?

— Нет, не знаю, — сказал писатель и стал опять рассказывать о марокканском султане.

Так, постепенно расширяя свой круг знаний о Марокко, мы подъехали к Дарнице. Тут Петро сказал:

— Товарищи, я тут совсем недалеко живу. До моего села четыре километра. Вот от этого поворота четыре километра. Может, завезете?

— А ты дорогу знаешь? — спросил шофер.

— А как же. С закрытыми глазами.

Шофер обернулся к нам:

— Как вы, товарищи?

— Четыре так четыре. Подвезем защитника родины?

— Подвезем, — согласился писатель.

Работник обкома ничего не сказал, он спал.

От «того поворота» повернули налево. Проехали минут пять. Появились какие-то большие строящиеся дома. Петро похлопал шофера по плечу:

— Погоди малость. Что-то этих домов не было.

Шофер затормозил.

— Не туда, что ль, едем?

Работник обкома проснулся, приплюснулся носом к стеклу:

— Заблудились никак? Из Борисполя? Нужно уметь…

— Ничего не заблудились, — слегка раздраженно сказал Петро. — Ладно, поехали дальше.

Через несколько минут Петро опять остановил машину.

— Дай-ка я вылезу, погляжу по сторонам. Что-то и трубы я этой не узнаю.

Поглядев, вернулся.

— Свертай направо. Там деревянный мостик должен быть.

Но никакого мостика не оказалось. Оказался лес. Потом какой-то буерак. Машину качало из стороны в сторону. Петро чесал затылок.

— Три года все-таки… А ну, постой, давай сюда!

Шофер повернул. Нам попался какой-то исключительный шофер. Он почему-то не ворчал — ехал и ехал. Остальные молчали. О Марокко забыли.

Проснувшийся работник обкома закурил и спичкой присветил часы.

— Одинадцатый час уже. Нехорошо как-то получается. Дома ждут…

— Ладно, ладно, — примирительно сказал писатель.

Проехали еще сколько-то там времени. Пересекли вброд ручеек, и тут вдруг Петро оживился:

— Погоди, погоди. Это уже наше. Давай прямо, вон туда.

Впереди мигнул огонек. Село.

— Давай, давай!

Въехали в село. Оно спало. Мигнувший издали огонек тоже погас.

— Стоп! Тут…

Петро выскочил первый, стал стучать в окно.

— Э-э… Кто там?

…В хате негде было повернуться. Нас шестеро, мать Петра, его сестра, муж сестры и еще племянник — восьмилетний Гриць.

Мать — Килина Петровна, на одно лицо с сыном, только поморщинистее и потемнее — поплакала, пообнималась с сыном и засуетилась у стола.

— Ох, лишенько мое, что ж ты телеграмму-то не дал… Самогон-то только у Козланючки есть, а ее не добудишься, спит как колода.

— Ничего, мамо, у нас венгерское есть… Перша кляса…

Оба солдата скинули с себя гимнастерки, переоделись в ковбойки и сразу стали деревенскими ребятами.

Сестра, коренастая и тоже похожая на брата, стала разводить огонь. Зятя послали все-таки к Козланючке за самогоном. Гриць возился у чемодана: «А мне что, мне что?»

«Токай» был разлит в две фаянсовые и одну медную кружку, два граненых стакана и зятевский стаканчик для бритья. Шофер не пил, только улыбался — славный парень, никогда я таких покладистых шоферов не видал.

Работник обкома — он почему-то принес с собой из машины большой предмет, который держал на коленях, это оказалась детская лошадь-качалка лилового цвета, — поприветствовал мать и сына, которые не видались три года, пожелал им успеха в мирном труде и личной жизни.

Писатель зааплодировал (все его поддержали) и тоже сказал несколько слов о том, что ему очень приятно, ступив, так сказать, по-настоящему на советскую землю, оказаться сегодня именно здесь.

— Вы не представляете, — сказала он, — какое счастье возвращаться домой. Сегодня утром мы были еще в Африке, в далеком Марокко, днем в Париже, а сейчас вот у вас…

Под конец он попросил разрешения от имени двух присутствующих писателей, представителя обкома комсомола и славного водителя такси, а заодно — тут он улыбнулся — от трудящихся той страны, из которой мы сейчас прилетели, пожелать всем всего самого наилучшего.

К концу его маленькой речи вернулся зять еще с двумя заспанными парнями. Карманы их оттопыривались. Все были немного смущены.

Работник обкома посмотрел на часы и взял свою лошадь.

— Товарищи, двенадцатый час… В шесть мы еще в Марокко были.

— Да ниякой морокы нема. Останьтесь. Тилькы ради будемо, — суетилась старуха. — Выпьемо по рюмочци…

Петро тоже просил остаться, остальные молчали. Гриць открыл чемодан и пытался влезть в диагоналевые галифе.

Мы распрощались. В комнату входили все новые и новые люди.

Когда мы тронулись, до нас донеслись первые тягучие аккорды баяна.