В отдел вызывают. В отдел. Что ж я дел… Что ж я сдел… лал-то? И с утра, вот дурак, ничего и не ел… Все детишкам – Пане и Лёле… Вот была б лафа – оставили б на воле. А ведь и Лубянка здесь прямо рядом. Никуда и везти не надо. Раз – и ты там – за оградой. Да кто ж настучал-то, гады? И про что?
Неужто – про то, что учил язык?.. Иностранный язык. Дык… Хорошо учил, сука, да, учил, блин, английский язык… Но ведь не сам же учил – в институте. За что ж вы меня, товарищи, арестуете? Просто успешно вот так сдавал сессию. Вообще – отличник. И уважаю революционную поэзию. Прогрессивного поэта Роберта Бёрнса. Вот.
Ну да. А как ё…нут ногой в живот. Тогда и поспикаешь, Кузя.
А хватятся дома – поймут, что не в вузе?.. Вечером – нет. Ну ладно. Ночью нет. Назавтра – нет. Дарья просто сойдет с ума. И куда же она с детьми, да одна? У меня ж малыши и жена!
Товарищи, минутку!
Ну, ведь не может же быть, чтоб так жутко. Чтоб так страшно крутило кишки.
Стоп. Возьми себя в руки. Выкинь х…ню из башки.
Поздно думать. Вот она – дверь. Подошел. Потянул ее с силою.
И тут пробило: вызвали за фамилию. Что же делать-те, брат, теперь?
Комнатка. Стол. Три стула. Сейф. Двое в форме. Простые. Лыбятся. Садись, товарищ Лорен. Не дрейфь. Что стоишь истуканистой глыбою? Я – капитан Дрюч, а он – капитан Подушкин. Значит, так: рот закрываешь на ключ и открываешь пролетарские уши. Есть к тебе разговор. Правда знаешь английский? Можешь читать? Оч. хор. Want a cigarette? – Yes, please. Короче, объявлен ленинский набор.
Идешь служить в органы. В иностранный отдел.
– Глянь, Подушкин, да парень-то бел как мел.
– Ха! А чего ты хотел? Чтобы он прям здесь поседел? Что ты так ему – с ходу?
Кузя Лорен привстал и негромко пропел: служу трудовому народу!..
Хор пионерской самодеятельности клуба имени пилота Гризодубовой
Красные галстуки,
красные флажки,
красные лица,
красные значки,
красные звезды,
Кремлевская стена,
Красная площадь,
прекрасная страна!
Мы пионеры,
танцуем и поем,
все по примеру
Сталина живем.
Мы в нашей школе —
лучшее звено,
Сталинским вымпелом
оно награждено!
Мы пионеры,
отважными растем.
В Красную армию
Скоро мы пойдем.
Будем в Красной армии
Сталину служить,
Рубежи родные
Надежно сторожить.
Будем мы первыми
В работе и в бою,
Звонкой песней славить
Родину свою!
Музыка играет,
Барабаны бьют!
Мы всегда готовы!
Сталину – салют!
Назову сына Ромкой.
Думал Паня по кличке Конек, гуляя с бабаней по Старопименовскому переулку. Бабаня в кирзовой сумке несла маслица пузырек, пять пяченых яиц и французскую булку. А Паня глядел по сторонам, эх, все-таки хорошо, что кончилась война… А вон машина Ромки Вахлея. Его папашки, точнее. Черная блестящая, большая, настоящая. Высокая. Такая, что отец его туда не влазит, а входит. И Ромку рядом содит. Так что, когда они едут, видно им всю улицу Горького. А мы гуляем – нам долго еще до обеда. А там – суп, рыбий жир и еще, фу, лекарство какое-нить горькое…
Лучше быть большим. Иметь детей. Тогда никто на тебя не прикрикнет за запущенный патефон. Не накажет за кокнутый плафон. Не заставит жрать бульон. Сам себе будешь фон-барон.
Барон фон дер Пшик
Покушать русский шпик
Давно собирался и мечтал.
Любил он очень шик,
Стесняться не привык —
Заранее о подвигах кричал…
Клево… Война кончилась, песня осталась. Эх, красивая Утесова Эдит. Был с мамой в кино – ну, красивая Утесова Эдит, да…
Вышли на Горького. Бабаня тянет в магазин «Рыба». Там направо стеклянный бассейн, в нем – карпы, а налево – икра. Красная. Черная. Паюсная. Глыба. Вся в красивых серебряных мисках. Вкусная, сука. Но не попробуешь. Хотя и совсем она близко.
Пане вчера сказали, скоро вернется папа. Ура! Папа вернется! Папа вернется! Прекрасно! Это он заставил фашистов драпать – подполковник Армии красной. Это от него сгущенка и шоколадка, и раскрашенная деревянная лошадка. А старшей сестрице Лёле – новое платье. Лёля большая, учится в школе, с книжкой валяется на кровати… А старшему брату Гене – настоящая кобура… И откуда эта наша фамилия – Лорены? Никто не знает. Ни взрослые, ни детвора.
Вот, говорят, когда мы были в Казани, в эвакуации, Геня дружил с пацанами, и одним таким по кличке Акси-Вакси, они меня не обижали, не обзывали плаксой, и еще был какой-то рыжий с того двора… Только я был совсем маленький – не помню ни х…ра. Ой. Говорят, это очень плохое слово. Да и что ж? Я ж про себя. Просто думаю, размышляю. Смотрю на карпов, скучаю. А братцу Гене клево – шатается по пустырям да гаражам. Вчера показал мне ручку от настоящего финского ножа. А сеструха Лёлька – вредная гада! Вела меня вчера из детского сада, а по пути встала и болтала с другими девками на углу у ограды. А я так жрать хотел…
Мама готовит. Не велит говорить: «жрать», просит говорить «кушать». Генька с сестрой начинают ржать: смешно, говорят, такое слушать. Короче, подставлю гвоздь на стул профуре Лёле, и вообще – подождите, скоро и я буду в школе.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное