Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Шел с бара несколько усталый.

Весь день он в лиственном лесу

Барал красавицу лису.

. .

И здесь, у самого ручья,

Совсем как в басне у Крылова

(Хочу я в скобках вставить слово),

Осел увидел Соловья и говорит ему:

– Хиляй сюда, чувак,

Я слышал, ты отличный лабух

И славишься в лесных масштабах

Как музыкант. И даже я

Решил послушать соловья.

Стал Соловей на жопе с пеной

Лабать как мог перед Ослом.

Сперва прелюдию Шопена

И две симфонии потом.

Затем он даже без запинки

Слабал ему мазурку Глинки….

Пока наш Соловей лабал,

Осел там пару раз сблевал.

«Вообще лабаешь ты неплохо, —

Сказал он Соловью со вздохом, —

Но скучны песенки твои,

И я не слышу Сан-Луи.

А уж за это, как ни взять,

Тебя здесь надо облажать.

Вот ты б побыл в Хлеву у нас,

Наш Хлев на высоте прогресса

(Хотя стоит он вдалеке от Леса) —

Там знают, что такое джаз…<…>

Был старый Хлев весь восхищен,

Когда Баран, стиляга бойкий,

Надыбал где-то на помойке

Разбитый, старый саксофон,

На нем лабал он на досуге

И «Караван» и «Буги-вуги».

Коза обегала все рынки,

Скупая стильные пластинки.

Да и Буренушка сама

От легких блюзов без ума.

Корова Манька, стильная баруха,

Та, что с рожденья лишена была

И чувства юмора и слуха,

Себя здесь как-то превзошла.

Она намедни очень мило

Таким макаром отхохмила:

Склицала где-то граммофон

И на него напялила гондон

Немного рваный, ну и что ж,

Ведь звук настолько был хорош,

Что всех, кто слушал, била дрожь…

А ты, хотя и Соловей,

И музыкант весьма умелый,

Тебе хочу сказать я смело,

Что ты, подлюка, пальцем делан,

Ты пеночник и онанист,

И, видно, на руку нечист…»

Таким макаром у ручья

С говном смешали Соловья.

Друзья, нужна в сей басенке мораль?

И на х…я ль!

Эта «басня» – культурный памятник времени. Я нарочно сохранил стиляжно-лабухское арго без перевода и вовсе нецензурное словцо. Зачем? Чтоб подчеркнуть: в начале второго десятилетия XXI века читать это нам смешно и чуть скребет. А в 1951-м, сочиняя или читая такой текст, человек рисковал. Быть стилягой значило навлекать гнев.

На карикатурах стиляг изображали ярко и безвкусно одетыми заносчивыми юнцами с вздернутыми носами и тонкими шейками. Их высмеивали в стихах, песнях, комических скетчах. Дуэт Игоря Дивова и Натальи Степановой бичевал стилягу песенкой Михаила Ножкина:

Не хочу работать я

Ни в малейшей дозе.

Я не трактор и не плуг,

Даже не бульдозер!

А ты рот не разевай,

Газеточки почитывай,

А ну, давай, давай, давай

Меня перевоспитывай!

Так пел с эстрады гад-стиляга в виде куклы, создававшей образ разболтанного, извивающегося в «пляске святого Витта» Оболтуса. Номер шел по ТВ. Многие помнят куплет:

– На восток езжай, сынок, —

Предлагает папа.

– Не желаю на восток,

А хочу на Запад!

А хотеть на Запад означало быть врагом.

Старт этому глумлению был дан 10 марта 1949 года. Тогда в журнале «Крокодил» вышел фельетон Дмитрия Беляева «Стиляга». В нем нелепо одетые юнцы «отвратительно кривляются» перед хорошими ребятами. «Стилягами называют себя подобные типы на своем птичьем языке. – объясняет автор – Они, видите ли, выработали свой особый стиль в одежде, в разговорах, в манерах. Главное в их "стиле" – не походить на обыкновенных людей. И, как видите, в подобном стремлении они доходят… до абсурда. Стиляга знаком с модами всех стран и времен, но не знает… Грибоедова. Он изучил все фоксы, танго, румбы, но Мичурина путает с Менделеевым. <…> Стиляги не живут в… нашем понятии этого слова, а порхают по поверхности жизни…»

Чтобы показать отношение «обычных людей», «наших современников» к этим «плевелам», Дмитрий Беляев завершает так: «Теперь вы знаете, что такое стиляга? – спросил сосед-студент. – Однако находятся такие девушки и парни, которые завидуют стилягам и мумочкам.

– Завидовать? Этой мерзости?! <…> Мне лично плюнуть хочется.

Мне тоже захотелось плюнуть, и я пошел в курительную комнату».

А стилягам это было, в общем-то, безразлично. До тех пор, конечно, пока не тащили в отделение. Подражая (как умели) свободолюбивому человечеству, живущему за железным занавесом, они носили свои брюки-дудки, пиджаки с невероятными плечами, оранжевые галстуки, «канадские» коки и туфли на «манной каше», напевая на мотив «Сент-Луис блюза»:

Москва, Калуга, Лос-Анжелос

Объединились в один колхоз.

Колхоз богатый – миллионер —

В колхозном мире дает пример.

Колхозный сторож Кузьмин Иван

Лабает буги под барабан,

Доярка Дуня танго поет,

Чабан Ванюша чечетку бьет.

О Сан-Луи, город больших реклам.

О Сан-Луи, город прекрасных дам…

Заметили слова, куда более крамольные, чем об отъезде на Запад, – о стремлении объединить Москву и Лос-Анжелос? Может, и правда стиляги стояли у истоков советского инакомыслия? Не исключено, что эту песенку напевал и будущий инакомыслящий, а пока просто любитель джаза Василий Аксенов. Один из них. Впрочем, сам он говорит: «Я никогда не был стилягой в гордом и демоническом смысле слова. Скорее уж я был жалким подражателем, провинциальным стиляжкой»[41]. Ну да – не мог он тягаться с завсегдатаями «Коктейль-холла» и «штатниками», одетыми в «фирму»? Глядишь, оно и хорошо. А то неизвестно, до чего бы дошло.

4