Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Матильда (в семье ее любовно звали Мотей) писала, что характер у Васи тяжелый. Он прогуливает школу, шляясь по дворам, киношкам и вообще незнамо где. И сладу с ним нет! Как бы парень – не приведи Бог – не связался со шпаной! Да, Мотя делает что может – а как иначе, пока отец и мать были в тюрьме? – но теперь-то Женя на воле… Так отчего бы ей теперь не жить с ребенком? Отчего им вместе не ждать Павла? Примерно о том же писала и бабушка Ревекка: «Вася умный, красивый парень, но тебе надо взять его к себе. Характер у него… Сама увидишь»[14].

Евгения отвечала, что от всей души желает принять Васю. И из сил выбивается, устраивая его переезд в Магадан (о ее посещении «материка» и речи не шло). За это она боролась в одиночку: Вальтера заслали в колымскую глушь – на прииск Штурмовой, где пришлось ему тяжко. Тревоге за любимого сопутствовал страх за сына. Он то вспоминался ей пухлым бутузом, то виделся буйным оболтусом. Снилось: он бросил школу, стал хулиганом, сел в тюрьму, налетел на блатную заточку… Но при этом не оставалось ничего другого, как умолять Мотю терпеть: власти не дают разрешения на Васин приезд.

4

Евгения обивала пороги «инстанций». Просила пустить сына в Магадан. Но на девять своих заявлений получила девять отказов. Подала десятое.

Кто-то шепнул: откажут – иди к Гридасовой. Да, страшно. И этот шанс – последний.

* * *

Магадан родил много легенд. Одна из них – Александра Гридасова. Говорили: на Колыму подалась по комсомольской путевке. Говорили: стала «хозяйкой» женского ОЛПа[15]. А дальше – невесть как «окрутила» всесильного «хозяина Колымы» Ивана Никишова – генерала[16] и уполномоченного НКВД по Дальстрою. Стала его «гражданской женой» при живой «законной», вселилась в роскошный особняк за трехметровую стену и превратилась в «царицу Магадана».

Никишов поставил ее во главе Маглага – подразделения зэков, что обслуживало город. Так она и «рулила» столицей колымского края с 1943 по 1948 год. Говорили: ценностей и нарядов у красотки-лейтенанта больше, чем у государыни Елизаветы Петровны, да и власть, пожалуй, не меньшая. И власть эту она, бывает, использует во благо. Ходили слухи о красотке-балерине Ирине Мухиной, которой «царица» «выбила» чистый паспорт, одела в шелка и отправила в Москву.

Но шептали и другое: кого невзлюбит, тому не жить…

* * *

А полковник Франко из отдела кадров Дальстроя не шептал – орал: «нет!». И она ринулась через площадь – в штаб Маглага, к Гридасовой, к той, что могла помочь. Промчалась через приемную. Мимо очереди и секретарши. И, рыдая, ворвалась в кабинет «царицы Колымы».

Что она кричала? Не знаю. Но четко отбирала слова, стараясь тронуть сердце любительницы мелодрам: горе матери… милый сыночек… сиротская судьба…

Лицо гражданки начальницы мягчело. И вдруг… Что это? Что она говорит?

– Успокойтесь, милая! Ваш мальчик будет с вами…

Вчерашняя зэчка изумленно взирала, как могущественная дама берет листок бумаги, не торопясь, выводит на нем слова, вручает ей и велит: «Ступайте в отдел кадров. Не бойтесь, милая. Не благодарите, милая! Я сама женщина… Понимаю материнское сердце…»

Нет, ну просто барыня! Подлинно крепостница, услыхавшая мольбы своей рабыни и решившая не разлучать ее с дорогим дитятей[17].

Вот оно – новое чудо ее жизни: в руке она держит записку с указанием самой Гридасовой: пустить в Магадан школьника Аксенова В.П.

Не прошло и четверти часа, как Евгения Гинзбург вновь была в кабинете полковника Франко и не без удовольствия наблюдала изменение его тона, лексикона и выражения лица. Читая записку, он как бы превращался в почти приличного человека.

– Какая еще бумажка? Гм… Что же вы стоите? Садитесь! Гм… гм… Из Казани? Знаю Казань. Большой город. Университетский. Значит, фамилия вашего мужа Аксенов? Что-то как будто слыхал… Жив? Гм… Ну что же! Средняя школа здесь хорошая. Будет учиться парень…

5

И вот Василия зовут в милицию. Родня в беспокойстве – как бы не загремел парень по хулиганке. А там просто – выдали пропуск в Магадан. Летите, говорят, счастливого пути, говорят, туда, куда по своей воле не ездят. Близкие в еще большем волнении: как простая пианистка из детсада добилась такого серьезного пропуска? Не иначе у Евгении любовник генерал, он-то всё и сделал. Ну, ей-то хорошо! А каким боком это выйдет Васе? То-то! И летит на север письмо, где рядом с поздравлениями с «выходом в люди» «трубится отбой» приезду Васи. Мол, привязались мы к нему. Страшно отпускать. Места там злые, суровые, гиблые. А уж люди – не приведи Господи! «Пусть уж кончит школу здесь», – пишут родные.

Ничего себе?! Она в лепешку расшиблась ради сына, а им – «страшно отпускать». В ответе Евгения спокойно и твердо требует приезда Васи. Последнее слово было за ним. А он решил: еду.

К маме пошли его необычные письма. Если прежде это были махонькие депешки типа: у меня всё хорошо, как у тебя, то тут сквозь строки внезапно засквозила личность. Пошли подробные описания подготовки к поездке. Вопросы: а правда ли, что там сплошные лагеря? А точно ли одни убийцы-кровопийцы? А верно ли, что рукой подать до Аляски?