Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

Кривое зеркало успеха

Весьма необычна критическая рецепция наиболее известного рассказа Гроссмана – «В городе Бердичеве». Нельзя сказать, что критики не написали о нем вообще. Упоминали, однако не анализировали.

Казалось бы, конфликт обычный, советский. И вроде бы разрешается традиционно – как требовали идеологические установки: долг оказывается важнее чувств.

Время действия – 1920 год, война с Польшей. В центре повествования – батальонный комиссар Вавилова. Бывшая работница тридцати пяти лет, но сослуживцы давно уже не видят в ней женщину. Одета по-мужски – гимнастерка и галифе, шинель, папаха, сапоги. Не расстается с оружием: маузер всегда при ней. Ездит верхом, поднимает батальон в атаки. Для товарищей – боец и политический руководитель, ничего больше. И тут выясняется, что она беременна. Отец ребенка в рассказе почти не характеризуется. Тоже комиссар, погиб в бою.

Акцентируется, что сослуживцы воспринимают ситуацию комически, хотя и сочувственно. Командир батальона отправляет комиссара в сорокадневный отпуск. Ее «ставят на постой» в доме еврейского ремесленника Хаима Магазаника и его жены Бэйлы. Оплата – мыло и продовольствие.

Решение комбата вполне мотивированно. У Магазаника семеро детей, подразумевается, что его жена сумеет помочь беременной. И Вавилова словно выпадает из войны. Теперь комиссар – обычная женщина. Не для нее уже кобура с маузером и солдатское обмундирование. Она носит женское платье, готовится к родам и, наконец, рожает.

Жизнь Вавиловой кардинально изменилась. Она заботится о ребенке, названном Алешей, поет ему колыбельные. Но вскоре товарищи сообщают комиссару, что польские войска подошли к Бердичеву и красные отступят.

Сначала Вавилова полагает, что проживет тревожное время в доме Магазаника. Дождется контрнаступления либо проберется вместе с Алешей к своим – за линию фронта. А через несколько дней, стоя на крыльце, видит, как взвод красных – под знаменем и с песней – выходит из города навстречу польским войскам.

Вавилова понимает, что для идущих под знаменем этот арьергардный бой – последний. Они должны прикрывать отступление, значит, погибнут все. Логика войны.

Тогда комиссар, не сказав ни слова, вновь надевает солдатское обмундирование, заряжает маузер и догоняет обреченный взвод, чтобы вместе с ним уйти в бой. А Магазаник, глядя ей вслед, говорит: жене: «Вот такие люди были когда-то в Бунде. Это настоящие люди, Бэйла. А мы разве люди? Мы навоз».

Упоминание о «настоящих людях» из Бунда не случайно. В 1934 году оно в комментариях не нуждалось. Магазаник имеет в виду «Алгемэйнэр Йидишэр Арбэтэр Бунд ин Литэ, Пойлн ун Русланд» – «Всеобщий союз еврейских рабочих в Литве, Польше и России».

Как социал-демократическая организация Бунд, кроме прочего, занимался формированием вооруженных отрядов для защиты еврейского населения от погромщиков, которым полиция обычно не спешила препятствовать. А с началом гражданской войны многие бундовцы стали большевиками.

Но жене Магазаника – не до полемики и воспоминаний. Теперь матерью комиссарского сына становится она: «Проснувшийся Алеша плакал и бил ножками, стараясь развернуть пеленки. И придя в себя, Бэйла сказала мужу:

– Слышишь, дите проснулось. Разведи лучше примус, надо нагреть молоко.

Отряд скрылся за поворотом улицы».

Финалом акцентировано, что отчуждение Вавиловой и Магазаников обусловлено не этнически. Муж, бундовец в прошлом, оправдывает комиссара. Жена с ним не спорит.

Стоит еще раз подчеркнуть: Гроссман не был обделен вниманием критиков. За шесть лет – до начала войны – более тридцати рецензий на его публикации. Это много. Почему и странно, что о самом известном рассказе речь шла лишь четырежды.

Наиболее примечательна статья Лежнева «Чувство товарищества». Опубликовал ее журнал «Красная новь» во втором номере 1935 года[202].

Маститый критик утверждал, что динамику повествования обусловливает парадоксальность. Как ситуаций, так и поступков: «Здесь сюжет образуют три парадокса. Первая ситуация парадоксальна сама по себе (рожающий комиссар!)…».

Лежнев обозначил сюжетную линию, но в подробности не вдавался. Отметил только, что и другая ситуация «парадоксальна относительно первой: женщина-комиссар, которая только и думала о том, как бы “извести” ребенка, и жила исключительно интересами батальона, армии, войны, становится нежной матерью, принимает решение отстать от своих при отступлении, чтобы уберечь дитя».

Критик ошибся в одном. Вавилова не принимала решение «отстать от своих при отступлении». У нее выбора не было.

Тем не менее Лежнев утверждал, что парадоксы не сняты. В финале возникает ситуация, которая «парадоксальна относительно второй: мать бросает ребенка и уходит с армией».

Лежнев не вполне точен. Вавилова не «уходит с армией». Красные войска оставляют город, а батальонный комиссар – вместе с прикрывающим отступление взводом – идет в последний бой. Умирать.