Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

К упрекам критиков Гроссман становился все более чувствителен, Так, отцу сообщил: «16 ноября был напечатан в «Литературной газете» подвал о “Глюкауф”. Его расценивают как весьма хвалебный, хотя меня там довольно основательно кроют».

Он даже не упомянул, что «подвал» – на первой же странице, это весьма престижным считалось, если отзыв не вполне ругательный. А речь шла о статье Мунблита с довольно претенциозным заголовком: «Мера и грация»[199].

Заголовок был дан именно как цитата – в кавычках. Автор имплицитно ссылался на хрестоматийно известное суждение о театре, произносимое одним из персонажей пьесы А. Н. Островского «Таланты и поклонники»: «У комиков много лишнего комизма, а у тебя много лишнего трагизма; а не хватает у вас грации… грации, меры. А мера-то и есть искусство…»[200].

Начинал Мунблит с рассуждений о специфике литературы. Утверждал, что лучшие советские литераторы, в отличие от досоветских, изображают реальность, а не черпают сюжеты и характеры из старых книг: «Путь нашего писателя усеян темами. Мир, окружающий его, никем никогда не описан. Все вокруг имеет к нему отношение, во всем он может принять участие, все ждет его вмешательства».

Подобного рода тезисы формулировали тогда и критики, и литературоведы, и партийные функционеры. Литераторов призывали «быть ближе к жизни», т. е. выбирать темы, соответствующие актуальным пропагандистским установкам, Мунблит же еще и уточнил: «Но нет манеры более трудной для молодого писателя, чем манера реалистическая».

Подразумевалось, что «манера реалистическая» требует знания действительности. Не книжного о ней представления. Тезис опять не новый, только вот характеристика «молодой писатель» далее воспроизводилась постоянно, и Гроссмана, похоже, это рассердило. Не так уж он был молод, во-первых. А во-вторых, к осени 1934 года немало успел. Печатали его рассказы и авторитетная «Литературная газета», и журналы, наконец, роман, который в горьковском альманахе вышел, опубликовало МТП. Готовился выпуск и в Государственном издательстве художественной литературы.

Вероятно, определение «молодой» – применительно к себе – Гроссман воспринял как фамильярность столичного критика. Своего рода «начальственное похлопывание по плечу».

Критик же, судя по статье, об авторе романа «Глюкауф» знал мало или почти ничего. Утверждал: «Василий Гроссман, человек, по-видимому, тесно связанный с производственной жизнью Донбасса, написал свою первую книгу о борьбе за механизацию шахты».

Гроссман с «производственной жизнью Донбасса» был связан не «по-видимому», а профессионально. Чем даже гордился. Гипотезу критика мог воспринять опять как фамильярность.

Но Мунблит хвалил его. Подчеркнул: «Эта книга – великолепный образец книги молодого писателя, пишущего в наших условиях».

До странности косноязычно похвала сформулирована. Книга – «образец книги», а писатель соответственно «пишущий». Так что определение «молодой», если оно и обидело Гроссмана, вряд ли компенсировалось мунблитовскими комплиментами.

Зато на комплименты Мунблит не скупился. Постулировал, к примеру, что книга Гроссмана – «до последней степени активна, она реалистична и несет на себе следы бесчисленных трудностей, преодоленных писателем, причем некоторые из них преодолены с блеском, свидетельствующим о большой работе и большом даровании».

Вывод тоже формулировался без агрессии. Мунблит заявил: «Преобладает в романе Гроссмана именно эта реалистическая манера повествования. Книга в целом удачна, но ошибки, имеющиеся в ней, слишком существенны, чтобы их можно было обойти молчанием».

Про «ошибки» рассказывал подробно. Отметил, какие характеры, по его мнению, не вполне удались автору, и что конфликт по сути не нов, изображен слишком примитивно. Однако без претензий идеологического характера обошлось. Критик подытожил: «Поэтому так ценны крупицы подлинно реалистического искусства, которые есть в книге Гроссмана, несмотря на все присущие ей недостатки».

Так и осталось неясным, чего все же нет или не хватает Гроссману – «меры» или «грации». Да и сам итог опять сформулирован косноязычно, даже логически противоречиво: если, по словам Мунблита, «книга в целом удачна», то непонятно, с какой стати он утверждает, что там «искусства» – лишь «крупицы».

Однако в мунблитовской статье ключевое понятие – «реализм». И на уровне итога не так важно, что «искусства» – «крупицы». Главное, что «реалистическое». Это похвала. Ею статья и завершается. Вот почему современники сочли отзыв «хвалебным». Тем более – помещенный на первой же странице «Литературной газеты».

Прав и Гроссман. С учетом публикации романа в горьковском альманахе, суждения критика, да еще и помещенные в «Литературной газете», и впрямь были непомерно резкими.

Мунблит, разумеется, знал, кто покровительствует Гроссману. Потому и обошелся без упреков идеологического характера.

Однако I съезд ССП закончился в сентябре, и покровительство Горького значило уже не так много, как раньше. Он свою роль почти доиграл.