Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

Допустимо, что мемуарист опять «хотел как лучше». Первое издание его книги адресовано прежде всего эмигрантам. А за границей критики еще спорили, можно ли считать автора романа «Жизнь и судьба» – не советским писателем. Тут концепция Липкина важную роль сыграла.

Это закономерно. Предложенное Липкиным противопоставление Горького и Гроссмана было для эмигрантов публицистически целесообразно.

Но к началу 1990-х годов противопоставление утратило актуальность. В итоге утвердился, можно сказать, синтетический вариант, согласно которому Горький все же покровительствовал Гроссману, хотя тот был искренним, так и не став истинно советским писателем. Логике это противоречило, но подобного рода противоречия важны лишь на уровне научного исследования. В публицистическом дискурсе ими обычно пренебрегают.

Будни профессионала

Горьковская помощь сыграла важнейшую роль именно в начальный период литературной карьеры Гроссмана. Всего за два месяца он стал достаточно известен в редакционно-издательской среде.

Значительно выросли и доходы. 11 июня 1934 года, обсуждая с отцом возможность его переезда в Тулу, Гроссман сообщил: «Может быть, для перемещения тебе нужен некоторый “материальный плацдарм”? Имей в виду, что мои дела теперь таковы, что создать его не представляет затруднения».

Он вновь напоминал отцу, что инженерские заработки несоизмеримы с писательскими. И акцентировал, «Очень прошу тебя отнестись к этим моим словам с полной серьезностью и иметь в виду “как фактор”» (подчеркнуто нами. – Ю. Б.-Ю., Д. Ф.).

Затем перешел к новостям собственным. Принципиально важных не было: «Ты спрашиваешь о моих делах. Я работаю, пишу свой новый роман, он получается какой-то необычный, иногда меня это даже пугает. Как раз сегодня дописал последнюю страницу первой части его, очевидно, сделаю довольно длительный перерыв, нужно как-то внутренне организоваться для писания второго этапа, а я совсем не готов для этого. Очень неясно видно через“ магический кристалл”, сей оптический инструмент менее удобен, чем цейсовский микроскоп или простая лупа».

Следовательно, в июне закончена первая часть романа «Степан Кольчугин». Чем должна завершиться история молодого шахтера – Гроссман еще не решил, а потому ссылался на хрестоматийно известные пушкинские строки из «Евгения Онегина»:

И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще неясно различал[197]

.

Тут и пришлось кстати сравнение с «цейсовским микроскопом». Отец знал, что еще в Российской империи оптическим инструментарием немецкой фирмы “Carl Zeiss Stiftung” оснащались лучшие химические лаборатории. Потому Гроссман акцентировал: в прежней своей профессии он и задачи понимал, и техникой их решения владел.

Специфика постановки и решения литературных задач определялась политически. Здесь в 1930-е годы о ясности говорить не приходилось, и Гроссман отметил: «Думаю пока писать рассказы, а там снова возьмусь за своего кита. Это, так сказать, дела внутренние, следовательно, наиболее важные. Внешние дела примерно таковы. “Глюкауф” уже набран в Альманахе “Год семнадцатый”, к съезду писателей (25 июня) появится в свет. Отдельной книжкой он выйдет в августе месяце. В журнале “30 дней” сейчас печатаются 3 моих рассказа и, вероятно, к тому же времени, как Альманах, будут обнародованы (в № 6). Кроме того, сборник новелл Моск. Тов. Писателей тоже печатается, в нем имеется также 3 моих рассказа».

В целом ситуация складывалась удачно. Правда, не все задуманное удалось реализовать: «Горький предисловия к “Глюкауфу” не написал, т. к. в связи со смертью сына довольно продолжительное время не работал».

Гроссман-старший должен был знать из газет, что тридцатисемилетний сын Горького умер 11 мая 1934 года. Согласно официальной версии, причина – воспаление легких.

Тема эта более не обсуждалась. Без горьковского предисловия эффект публикации отчасти снижался, но это компенсировалось другими удачами, в связи с чем Гроссман-младший подытожил: «Ну, вот, информация по моим литер. делам. Конечно, как только что-нибудь будет напечатано, – пришлю тебе».

Он был по-прежнему одинок. Иронизировал: «О моих личных делах писать нечего – пусто…».

Литературная же известность по-прежнему ширилась. Гроссмана официально пригласили участвовать в еще одном горьковском проекте – книге о строительстве Магнитогорского металлургического комбината. Следовательно, предстояла длительная командировка в Челябинскую область. Это не соответствовало интересам, но и сразу отказаться не мог. Отцу 30 июня сообщал: «Мне очень хочется взять Катюшу в Москву. Думаю, что по возвращении с Магнитки можно будет это сделать».

До поры жил еще и надеждами на скорую встречу с дочерью. Отцу рассказывал: «Представляю себе (в мечтах), как мы с ней идем в зоологический сад и ведем философский разговор – кто толще, бегемот или слон».