Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

К тому же обвинения легко было бы обратить против обвинителей. В конце концов, анализ подтекста всегда признавался интерпретацией. Антисоветская – тоже преступление.

Жернова интриг

Возможно, критики догадывались, что материалом для рассказа «Четыре дня» были и личные впечатления автора. На его родственника по материнской линии очень похож доктор, предоставивший убежище комиссаром.

Д. С. Шеренцис, ставшей мужем А. С. Витис, действительно был очень популярным бердичевским врачом. И, по мнению некоторых родственников, описание просторного дома преуспевающего доктора вполне соответствовало реальности.

Кстати, в этом доме жила тогда и мать Гроссмана. От нее и узнал мнение Шеренциса. 12 ноября 1936 года отцу сообщил: один из московских родственников «настрочил письмо дяде Давиду по поводу моего рассказа “Четыре дня”, дядя очень огорчился».

Родственник пересказал мнения о враче. Соответственно, «дядя очень огорчился». На племянника обиделся. Гроссман же отметил: «Меня это все расстроило – послал ему и письмо, и книжку. Пусть судит сам».

Значит, Гроссман полагал, что лишь риторическими ухищрениями критиков обусловлена была оценка врача как «существа довольно страшного». Не сомневался, что авторскую позицию непредубежденный читатель поймет. В том же письме сообщил: «Сегодня в “Правде” напечатана статья о моей книжке, нельзя сказать, чтобы ругательная, но и не очень похвальная. Конечно, важен самый факт напечатания в “Правде”. Это случается не со многими писателями. Лично я этой статьей вполне удовлетворен».

Речь шла о статье А. Ф. Гурштейна «В поисках простоты». Сформулированы там инвективы политического характера[221].

Мнение, выраженное в «Правде», считалось официальным, если, конечно, его не дезавуировали в дальнейшем. И критик утверждал, что Гроссман «еще до сих пор не освободился от влияния писателей, зараженных скептицизмом старой, умирающей культуры».

Аргументы тут же приводились. Если верить Гурштейну, персонажи гроссмановских рассказов обычно с «червоточинкой». Основные упреки относились к двум рассказам.

Первый – «Рассказик о счастье», героиня которого – душевнобольная старуха, постоянно радующаяся тому, что жива. Эмоциональная авторская оценка показалась критику неуместной.

Второй рассказ – «Запальщик» – о старом горняке, решившем покончить самоубийством именно в шахте. Тут отношение автора к персонажу опять вызвало неудовольствие критика.

Согласно Гурштейну, авторскую позицию надлежало выражать однозначно. Критик утверждал, что пресловутая «“червоточинка” определяла не только характеры героев у Гроссмана, она становилась определяющей для всего художественного построения. Скептицизм вносил фрагментарность, обрывочность в форму повествования. Потому что скептик не видит граней, для него не существует “начала” и “конца”, он во всех явлениях видит извечную повторяемость и на все машет рукой: “всякое, мол, бывало!..”».

Инвективы критик смягчил – в итоге. Отметил, что «последняя книга В. Гроссмана “Четыре дня” свидетельствует о любопытных поисках автора, о его стремлении освободиться от чуждых его собственной природе влияний…».

Эта оценка подтверждала, что Гроссман все-таки лоялен советскому режиму. Искренне лоялен, по убеждению. Он – свой, только, как тогда говорили, «недостаточно проникся духом эпохи».

Гурштейн, конечно, помнил, кто был гроссмановским покровителем. Но ситуация изменилась. Как известно, Горький умер в июне 1936 года. Согласно официальной версии, причина – обусловленное простудой воспаление легких. Писатели тогда лишились авторитетного защитника.

Начались аресты. Так, в ноябре арестован и В. И. Нарбут, входивший в состав Оргкомитета I съезда ССП[222].

Обсуждал ли Гроссман новую ситуацию с отцом – неизвестно. Писем 1936 года мало. Допустимо, правда, что они были позже уничтожены.

Также не исключено, что сын и отец ситуацию обсуждали, когда встречались в Москве. Или – в период летних отпусков, на даче, которую снимал Гроссман.

В любом случае Гроссман понимал, что влияет на тональность критических отзывов. Гурштейн прозрачно намекал: горьковское мнение – уже не защита.

Впрочем, у агрессивности критика были и другие причины. Продолжалось давнее соперничество Отдела агитации и пропаганды ЦК партии, знаменитого Агитпропа, и руководства ССП.

Ранее ССП фактически руководил 1-й секретарь правления – А. С. Щербаков. Опытный функционер, он решал проблемы административные и хозяйственные. Но в 1936 году переведен на другую партийную работу, и организационная структура несколько изменилась.

Председателем правления ССП стал А. Н. Толстой, фактически же руководство перешло к генеральному секретарю – бывшему рапповцу В. П. Ставскому. Функционеру среди писателей и писателю среди функционеров.