Василий I. Книга первая

Ехавший рядом Чудак улыбнулся, и Василию подумалось, что похож он на Янгу: так же широко отставлена одна от другой брови, такой же тоненький и пряменький носик, а главное — постоянная мягкая и добрая улыбка. Он, казалось, вообще никогда и ничего не говорит, не улыбаясь при этом. И сейчас защитил гостей:

— По первому разу всякому страшно. Да еще бывалые охотники запугивают, говорят: «Идешь на медведя — соломки захвати, на дика пошел — домовину долби».

— Верно, верно, Чудак-человек, да только с гостями теми не пойду я и на медведя даже, такие могут и на соломе не улежать, свалятся со страху с лабаза, сердце у них дрожкой дрожит еще до выезда на охоту.

Витовт говорил с усмешкой и как бы жалуясь, словно бы совершенно уверенный в том, что у Василия и Данилы сердца дрожкой дрожать не могут. Однако, когда загонщики с гиканьем и посвистом стали окружать чащобный лес, Витовт, прежде чем занять свою засадную позицию, подошел к Василию, обронил небрежно:

— Этот дик— такая дурная зверюга, что может вдруг изменить направление и на человека кинуться. Медведь, сохатый, олень — все бегут прочь, а этот в ярость приходит. На меня не однажды кидались, но я перед самым их носом отскакивал в сторону — для нового нападения они уже не разворачиваются почему-то.

Так, вроде бы ни за чем сказал, но Василий чувством благодарности сразу проникся — и за совет дельный, и за участие само по себе.

Витовт надел Василию на левую руку возле сгиба кисти, где пробивается пульс, металлический щиток, а на большой палец костяной наперсток для предохранения от удара отрыгнувшейся тетивы.

— У тебя слишком мощный лук. — Поправив колчан, он перехватил свой лук навскидку и добавил, уходя: — Лучше всего бить в глаз, под ухо или под лопатку. Ни пуха ни пера!

Это уж завсегда так — ни пуха ни пера! Надо обмануть злых духов, чтобы они не помешали охоте: мол, нам вовсе ничего и не надо — ни зверя, ни птицы…

Оставшись один под прикрытием разлапистого тернового куста, Василий повторил движение Витовта — поудобнее перевесил легкий, из оленьей шкурки скроенный колчан, несколько раз вырвал из кожаного налучья тяжелый лук, вскидывая его перед собой, словно бы завидя приближающегося зверя.

Крики и посвисты загонщиков доносились по ветру очень далеко, особенно пронзительным и переливчатым был голос Чудака.

Первым выскочил из леса какой-то странный заяц. Он еще не вылинял полностью, на спине было бурое продолговатое пятно, похожее на седло, уши и вовсе были черными, а изо рта торчала длинная бустылина, с которой ему, видно, было жаль расстаться. Заяц подпрыгал к Василию почти вплотную и изумленно осел на куцый хвост. Выплюнул или выронил бустылину изо рта, сердито спросил взглядом: «Чего ты тут торчишь? Да еще с таким луком!» Тут же, видать, испугался до смерти своей собственной дерзости, прижал уши и неуверенно скакнул несколько раз в сторону. Убедившись, что Василий не собирается в него стрелять, приободрился, запрыгал резвее, а затем и вовсе взвился в веселой скачи.

Еще два зайца оглашенно промчались мимо, нырнула в кусты, сверкнув своим зеркальцем крестца, косуля, но кабанов либо не было в чащобе, либо таились они в логовищах, не желая показываться на открытых опушках и в перелесках. И уж завозилась в голове Василия мыслишка: «Может, и нет тут вепрей, а если есть, так, может, они на Данилу или на Витовта выйдут… Хотя, конечно, лучше, если бы на меня… Да нет, наверное, сейчас уж отбой будут трубить, все ближе голоса загонщиков. Но хорошо бы, конечно, если бы выскочил на меня здоровенный секач-единец, а я бы его с одной стрелы в глаз или под лопатку!»

Только возмечтал по-мальчишески легкомысленно и праздно, как увидел враз расширившимися от изумления глазами: из белого, закуржавелого, такого тихого и мирного леса вылетел черно-бурой махиной, трепеща от негодования ли, от страха ли, сокрушая на своем пути мелкие кривые березки и раздирая покрытый снежной опокой кустарник краснотала, тог самый единец!..

Скованная морозом, захолодевшая земля гудела под его ногами, словно литой колокол, после каждого громадного прыжка на высоком горбу вепря вскидывалась черная грива, и был бы он похож на гнедую лошадь, не будь в его движениях столько необузданной уверенности в том, что на его пути нет и не может быть преград. Очевидно, он заметил боковым зрением Василия, чуть сменил направление и без видимых усилий, не снижая скачи, продрался сквозь небольшой колок, где сваленные сгнившие стволы деревьев были переплетены кустарником ежевики и шиповника. Сбитая с ветвей куржа еще трепетала в воздухе густым и ослепительным в лучах солнца снегопадом. А кабан уже перемахнул через открытую перемычку, несколько прыжков отделяло его от нового спасительного колка.