Василий I. Книга первая

— У тебя зубки ровно жемчуг бесценный, — смутился и ее смутил. И уж вовсе очертя голову бросился, совсем бездумно поступил, о чем, впрочем, потом никогда не сожалел: — А если тебе этот «соколиный глаз» нравится, то я дарю его навсегда!

Он снял перстень и протянул княжне. Тут уж вконец оба потерялись: он хотел было сам надеть ей перстень, и она уже вытянула перед собой пальчики левой руки, но он чего-то испугался, замешкался, его колебание сразу передалось и ей — она сжала пальцы в кулачок.

— А меня зовут Нямуной, я главная боярыня у княжны, — услышал Василий.

Данила повернулся боком к Василию, весь поглощенный разговором с зеленоглазой.

Василий решил-таки взять в свою руку холодные пальчики Софьи, ласкающими движениями надел ей перстень.

— Слышала, какого я дика на охоте взял? — не удержался, хвастнул Василий. — Хотя тебе это не понять, это мужское дело, — прибавил он для важности.

— Почему же? — вдруг не согласилась Софья, — Могу это понять. Отец брал меня на охоту по уткам и гусям. Он стрелял, а меня охватывала дрожь нетерпения, и я даже сама бросалась в воду и доставала дичь, — И она опять просияла ямочками на щеках, — Даже платье намочила и чулки совсем были мокрые… А если подранки — неприятно, правда? Я их добивала головками о борт лодки, не хотела, чтоб мучились.

Василий как бы поперхнулся, несколько странно это ему показалось: нежненькая такая девочка — и головками о борт?.. Впрочем, как судить? — поспешил он оправдать свою возможную будущую невесту. Всяк по-своему чувствует. В Москве не каждая дворовая девка курице голову открутит, в Сарае не всякая татарка станет мясо разделывать — иные только в котле его уже и видят, а эта холодная воспитанная северянка не боится подранков в руки брать и даже добивать их. Василий с любопытством задержал в руках суховатые пальчики, чуть расплюснутые на концах, с коротко подровненными ногтями. Глаза Софьи глядели прямо и приветливо, ничего в них такого не переливалось, не зажигалось, не промелькивало, как когда-то — у кого?.. Так таинственно, в полутьме у кремлевого дерева… Но Янги, может быть, и на свете больше нет. Наверное, нет… Глаза Софьи глядели прямо, светло и приветливо. Не больше. Впервые так смело и приветливо глядели на Василия девичьи глаза. И ничего в этом не было зазорного. Равная глядела на равного, с детства приученная к будущей судьбе: княжеское замужество или монастырь. Может быть, оттого спокойны были почти прозрачные глаза? Рассудка в них было больше, чем души. Но Василию в данном случае не помогала его обычная наблюдательность: спелые, чуть надменные губы Софьи дрогнули, приоткрылись и так остались, показывая в атласной розовой глубине два остреньких передних зубочка. Как будто шум хвойного леса, сухой и гулкий, прозвучал в голове у Василия. Хотелось ему и боль Софье причинить, и прощения у нее за что-то попросить, и вообще сделать с ней что-нибудь такое… такое… страшное… сладкое… стыдное…

И тут подошел Витовт, очень довольный выражением лица Василия, которое он внимательно наблюдал издалека, беседуя с гостями. У княжича пятна на скулах, пересохший рот — ах, молодость, ты — прозрачный родник! Отважная, сильная, даже рано мудрая, но ты — прозрачный пламень купальских костров! Сквозь плавкий жар видна твоя беззащитность перед предусмотрительным опытом зрелости… Впрочем, главное богатство Софьи пока еще при ней. Высокородна, невинна, разумна. И возраст — ягода, которая завтра брызнет соком. Витовт внутренне усмехнулся. Глаза же его глядели тоже прямо и приветливо. И голос был спокойный, вежливый.

— Гость наш из Дании, принц Лерсон, — представил он Василию нарядно разодетого юношу.

Датский принц туг же сообщил через своего переводчика, что много слышал о Гердарикии[61], откуда вывозятся такие меха, которых европейцы жаждут так же, как царствия небесного. Витовт заметил с показным неудовольствием, что в Гердарикии не только меха есть, но и многое такое, что иностранцам неизвестно. Поняв настроение Витовта, Василий спросил, заговорщически подмигнув:

— Это он кабанов пропустил?

— Да, я его потому и не взял сегодня на охоту.

Софья тонко улыбнулась, перевела взгляд на дареный перстень. Витовт проследил ее взгляд, увидел перстень, но сделал вид, что ничего не замечает: мало ли у его дочери украшений! Славная девочка. Уже получила залог… так это называется?.. да, любви! У настоящей благородной княжны чистота и невинность — лучшие из достоинств. И конечно, покорность родительской воле! Хорошая дочь — хорошая жена, московитянин!

Голос Витовта оставался безразличным и по-прежнему ровным:

— Таким охотникам, как принц, лучше сидеть дома, восхищая девиц вкусом и изысканностью своих одежд, не правда ли?

Василий совершенно согласился в душе с этим предположением.

— Но девушки любят лишь тех, кто смел и решителен. Разве нет, Софья?

Она вспыхнула так, что глаза ее подернулись влагой, затрепетало нежное горло в вырезе платья.